Урожай в «Красном партизане» выдался в самом деле в тот год незавидный. Но в других хозяйствах — и у тех, которые окончили сев раньше, и у тех, которые позже, — было совсем плохо.

«Действительно, надо беречь таких хозяев, как Савельев, а мы…» — в течение лета часто раздумывал Василий Кружилин, вспоминая слова своего отца.

— Куда уполномоченным на уборку поедешь? — спросил Полипов осенью у Василия. — К отцу и своему любимому Савельеву, конечно?

Кружилин хотел напомнить о том разговоре, который состоялся весной, хотел сказать, что все-таки именно Савельев посеял в лучшие агротехнические сроки, а потому и урожай в «Красном партизане» выше, чем у других. Но поглядел на секретаря райкома — и пожалел его. Полипов за летние месяцы осунулся, похудел, глаза ввалились. Шея и скулы его почернели от солнца, губы загрубели, заскорузли от степных ветров. Он целое лето мотался изо дня в день по полям района, не ходил даже в отпуск. Как будто все это могло каким-то чудодейственным образом повлиять на урожай в тот засушливый год.

Еще Кружилин хотел сказать, что уполномоченные, кажется, вообще не нужны в колхозах. Но представил, как на это среагирует Полипов: «Ты понимаешь, что говоришь?! Ты понимаешь, какой нынче год?!» — и произнес:

— Что ж, можно и в «Красный партизан».

В тот же день Василий выехал в колхоз.

В Михайловке давно научились собирать весь урожай, до зерна. И хоть урожай был не бог весть какой, Савельев одним из первых в районе выполнил план продажи хлеба государству, продал немного даже сверх плана и засыпал порядочное количество фуража.

О фураже председатель беспокоился, как говорят, неустанно и неусыпно. Он не раз заставлял перемолачивать то одну, то другую скирду соломы, перевеивать целые вороха мякины, в которых, по его расчетам, должно было остаться сколько-то зерна.

Из-под сортировок и прочих очистительных машин распорядился тщательно заметать отходы — и все в амбары, в амбары.

Василий понимал тревогу и беспокойство Савельева. В колхозе большое животноводство, а из-за засухи сенокосы вышли чахлыми, скудными. Хорошо уродила кукуруза, но ее было посеяно маловато. Только теперь Кружилину стало до конца понятно, что наделал Полипов, заставив весной засеять пшеницей подготовленный для кукурузы массив. И вообще, ему стало многое понятней после того, как он, считай, все лето провел в колхозе.

Уборка в районе подходила к концу.

Сумеречным и промозглым октябрьским днем Поликарп Кружилин, председатель Савельев и Василий сидели в конторе и подсчитывали, сколько зерна засыпано на фураж. И хотя потребности хозяйства далеко не были обеспечены, цифра получилась все же порядочная.

— Да, считаем. — И Савельев сбросил с конторских счетов костяшки, — А пересчитывать, чуется мне, опять будет Полипов. На сколько там районная сводка хлебозаготовок?

— На семьдесят процентов пока, — усмехнулся Поликарп Матвеевич.

— Во-во… зловещая для нас цифирь. Да неужели это никогда не кончится? Сколько же можно рубить сук, на котором сидим?

В последующие две недели Савельев пропадал в тайге, наблюдая за раскорчевкой. На это дело была брошена вся освободившаяся техника.

— Не приезжали из района? — каждый вечер спрашивал он, возвращаясь из тайги.

— Бог миловал, — отвечал Поликарп Матвеевич. В воздухе холодало с каждым днем.

Но когда уже почти всем стало казаться, что из района никто не приедет, у конторы ранним утром остановился райкомовский газик.

— Та-ак… — Савельев тяжело присел на подоконник. — Как по нотам все идет…

Полипов зашел в кабинет, шумный, разгоряченный, будто бежал всю дорогу за собственной машиной.

— Ну, здравствуйте, здравствуйте, партизаны! — заговорил он весело. — Корчуете, значит, тайгу- матушку? Как же, читал, читал в нашей районке. Частенько, частенько о ваших геройствах газетка пишет. Вот что значит иметь редактора собственным корреспондентом. Так здравствуйте, что ли?

Василий и его отец поздоровались, а председатель вместо приветствия спросил, глядя в окно:

— За фуражом нашим приехал?

Полипов не спеша повернулся к нему.

— А ершистый же ты, брат. Люблю таких. Нет, не за фуражом. За тобой, Иван Силантьевич.

Савельев поднял вопросительно голову.

— Именно, Иван Силантьевич. Специально за тобой приехал. Давненько не был ты в районе.

— Особых дел не было, вот и не ездил.

— Да ты, вижу, все сердишься. Нехорошо… Ну, свои люди — сочтемся. Давай собирайся.

— Что там стряслось такое?

— Из обкома прибыл товарищ. Предупредил: возможно, подъедет сам секретарь. В двенадцать совещание. Собираем всех председателей.

— И всех председателей колхозов оповещает лично секретарь райкома? — подал голос Поликарп Кружилин.

Полипов, однако, улыбнулся.

— Да хватит шпынять меня, Поликарп Матвеевич. Прямо яд у тебя в голосе. Заехал, ну, не буду врать, не случайно. Я тут в соседнем колхозе ночку провел, надо было кое-что к совещанию посмотреть. Ну, думаю, заверну и в «Красный партизан», а то Савельев забыл дорогу в район, заблудится еще.

— Собирают по вопросам хлебозаготовок? — спросил Савельев.

Полипов на этот раз притушил свою улыбку.

— Откровенно говоря, по хлебозаготовкам. Положение серьезное, область недодала государству около двенадцати миллионов пудов хлеба. Это не шутки. Но тебе, Иван Силантьевич, беспокоиться нечего, ты сверх плана нынче много продал. Потрясем крепенько отстающих. Но быть ты должен. «Красный партизан» у области не на последнем счету. Поехали.

Василий опять заметил, что, говоря все это, Полипов как-то неловко бросал взгляд с предмета на предмет, избегая смотреть на председателя с парторгом. Заметил это и Савельев.

— Все ясно, — вздохнул он, поднимаясь. — Парторга и уполномоченного с собой брать? Они ведь тоже все наши ресурсы назубок знают.

— Не надо. — Полипов сказал это и поглядел на Василия.

— Конечно! — не сдержался тот. — А то я опрометчиво выскажу свое мнение, не изучив сути дела, не поняв самой сердцевины.

Ни отец, ни Савельев не поняли, о чем говорит Василий. Зато Полипов понял, Он чуть склонил голову, будто раздумывая, что сказать, и произнес жестко:

— Именно этого и боюсь. Выскажешь — и долго жалеть потом будешь. А так еще спасибо мне потом скажешь, И ты, Поликарп Матвеевич, тоже.