Не гневайте ж царя и бойтесь бога, Целуйте крест законному владыке; Смиритеся, немедленно пошлите К Димитрию во стан митрополита, Бояр, дьяков и выборных людей, Да бьют челом отцу и государю.

(Сходит. Шум народный.)

Народ:

Что толковать? Боярин правду молвил. Да здравствует, Димитрий, наш отец!

И в результате таких речей на Лобное место взбегает мужик:

Народ, народ! в Кремль! в Царские палаты! Ступай! вязать Борисова щенка!

Буря народного мщения на своем пути сносит последние препятствия, народ несется толпою:

Вязать! топить! Да здравствует Димитрий! Да гибнет род Бориса Годунова!

С Феодором и его матерью — Марией Годуновой покончено. Названный Димитрий всходит на престол как законный, правильный государь. Правда, «народ безмолвствует» на призыв Мосальского кричать здравицу новому царю, он уже чует свою ошибку.

Чем побеждает названный Димитрий? Войском своим? Гаврила Пушкин, сторонник Димитрия, в отчаянно дерзкой сцене наедине с Борисовым воеводой Басмановым раскрывает откровенно карты претендентов.

Басманов бросает Пушкину вызов:

— Да много ль вас? всего-то восемь тысяч.

Ответ Пушкина разителен:

Ошибся ты: и тех не наберешь. Я сам скажу, что войско наше дрянь, Что казаки лишь только селы грабят, Что поляки лишь хвастают да пьют, А русские… да что и говорить… Перед тобой не стану я лукавить; Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов? Не войском, нет, не польскою помогой, А мнением; да! мнением народным.

Мнение народное, голос народа — вот парус, который ведет государство.

И народное мнение, его волю Пушкин видит не в одних только буйных криках, в «ярых воплях». Решающая сцена разыгрывается на Красной площади, на «Пожаре», там, где стоит на Лбу — Лобном месте — трибуна древнего веча, в атмосфере густого быта. Она разыгрывается перед Василием Блаженным — этой чудесной памятью победы Москвы над степью под Казанью, этим памятником великого собирания земли. Перед Кремлем, меж зубцами которого горят главы московских соборов.

Русский народ — чинный народ, любящий «чин» — церемониал, порядок в личном поведении и тем более пышный чин государственных церемоний. Красочные русские праздники с их полнокровной смесью христианских, языческих и азиатских элементов, пусть даже устарев, не исчезают, а властно требуют для себя новых форм…

Все это узнавал, изучал в Михайловском Пушкин.

Не чудачеством поэта были прогулки на кладбище под Святогорским монастырем, где он слушал, как певуче и горько голосили бабы по своим дорогим покойникам, как слепцы пели стих о Лазаре. На торгу он слушал, как перебранивались выпившие крестьяне, в березовой солнечной роще смотрел, как девушки и парни водили хороводы. «Пушкин, — рассказывают очевидцы, — долго простаивал с народом, записывая незаметно за спиной на бумажке с дощечкой, что видел и слышал…» В Святогорском монастыре в «девятую после Пасхи пятницу» бывали ежегодно ярмарки. Пушкин и явился однажды на такую ярмарку, одетый в белую рубаху с красными ластовицами, опоясанный тканым пояском. И великий поэт с нищими заодно пел жалостные стихи об Алексее Божьем человеке, об архангеле Михаиле, о страшном суде и при этом дирижировал своей железной тяжелой тростью. Вокруг Пушкина собиралась толпа народа, запруживала вход в Святые ворота. В конце концов Пушкин был однажды задержан даже уездным исправником как виновник таких беспорядков. Бывшие на ярмарке местные помещики были очень скандализованы таким случаем, который, однако, был, по существу, не чем иным, как семинаром поэта по изучению русской народной культуры.

Результаты этой работы Пушкина долго оставались нераскрытыми. Только творчество Мусоргского, двинувшегося вслед за Пушкиным, выявило впервые и раскрыло через музыкальное звучание могучее содержание «Бориса Годунова» как народной драмы.

В столичном обществе народная эта драма не могла иметь успеха. Пушкин предвидел это. «Важная вещь! — писал он Бестужеву 30 ноября 1825 года. — Я написал трагедию и ею очень доволен; но страшно в свет выдать — робкий вкус наш не стерпит истинного романтизма. Под романтизмом у нас разумеют Ламартина. Сколько я ни читал о романтизме, всё не то; даже Кюхельбекер врет».

И действительно, в газете «Северный Меркурий», издававшейся М. А. Бестужевым-Рюминым, по выходе «Бориса Годунова» был напечатан следующий стишок:

И Пушкин стал нам скучен, И Пушкин надоел; И стих его не звучен И гений охладел. «Бориса Годунова» Он выпустил в народ: Убогая обнова — Увы! — на Новый год!
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату