кочевников Дикого поля.

Бронзой и серебром звенит первая строфа:

Великолепная запевка! Мажорно, по-пушкински, появляется в русской победоносной истории киевский князь Олег на фоне молодого Киева — «Матери городов русских». Это раннее утро русской истории, могуче-свежее, зыбкое, полное далеких степных, морских, хазарских, греческих туманов, однако сулящее бесконечный, жаркий, плодоносный русский день… Как разнообразно многое дано здесь! И столь малыми средствами хотя бы одним словом «дружина», которым выразительно определен внутренний склад княжеской власти…. — «отроки-други», — обращается к дружине Олег, а не «солдаты», не «воины»! Мы «научно» учим, мы скучно знаем о наших связях с Византией, с Царьградом над синим морским простором, но, кроме единственно Пушкина, кто же облек эти факты во впечатляющий, монументально литературный образ? Вместо жалкого «норманнского» эпигонства, вместо унылого «славянофильства», тех медлительных времен Пушкин подносит нам мажорно и утвердительно:

Гениально сделанная «Песнь о вещем Олеге» появилась впервые в «Северных цветах» и затем бесконечно выходила отдельными изданиями с замечательными иллюстрациями, печаталась и печатается во всех школьных хрестоматиях. Она увечана высшей наградой поэту — ее помнит, до сих пор знает, поет, ею вдохновляется весь наш народ.

Среди бесконечных волн Атлантического океана на малом островке. Св. Елены, оторванный от человечества, заточенный под наблюдение британского флота, умирает Наполеон. В далеком Кишиневе среди чиновников, офицеров, среди танцев и вечеров молдавских бояр отзывается могучим голосом юноша Пушкин:

— Слышу!

Стихотворение «Наполеон» пишется поэтом в день получения известия о кончине его.

В этом стихотворении сто двадцать строк, однако Пушкин дает в них не только сжатую историю невероятной карьеры Наполеона, но и высокую культурно-историческую характеристику его как человека — героя истории. Наполеон был нашим врагом, но мертвый уже не враг:

Так начинает Пушкин свои стихи, подытоживая грозный век Наполеона— «баловня побед», «осужденного властителя». Его могила — «великолепна»… Над ней горит «луч бессмертия», пусть на ней и «народов ненависть почила»…

Была и прошла Великая французская революция, когда «надеждой озаренный, от рабства пробудился мир»… Народ «десницей разъяренной низвергнул ветхий свой кумир» — и на Гревской площади скатилась в корзину с опилками голова осужденного и казненного короля. Но Наполеон презрел человечество в его благородных надеждах, Наполеон смирил юную буйность обновленного народа… Вместо свободных людей явились наполеоновские «рабы». И эти скованные ополчения рабов Наполеон смог все же повести к боям, ведь он

Франция оказалась обуянной, ослепленной восторгом личной военной славы вождя, забыла все свои народные надежды, Франция любуется своим «блистательным позором». «Все пало с шумом» пред Наполеоном, Европа гибла, порабощенная единым своевольным владыкой. Европе неоткуда было ждать спасения. Наполеоновские орлы блистают над Тильзитом, Тильзит — вершина славы Наполеона. В Тильзитском мирном договоре Наполеон секретным пунктом подчинил себе Россию, обязав ее к военному с ним союзу против Англии. Но только один Пушкин видит именно здесь ошибку Наполеона. Минуло полтораста лет, о Наполеоне написаны тысячи томов, но мы, соотечественники Пушкина, знаем, как безусловно прав был наш поэт.

Человечеству в те дни казалось, что над миром высится уже фигура великого завоевателя — самодержца от революции, увенчанного короной Карла Великого, в пурпурной, вышитой золотыми пчелами мантии на горностаях. Мировой тиран небывалого масштаба! Или мировой герой?

И в этом столкновении великих сил истории победителем оказывается не Европа, а Россия. Русский народ…

26 августа 1812 года Наполеон гордо воскликнул, наблюдая восход солнца над Бородином:

— Вот оно, солнце Аустерлица!

А Пушкин переворачивает, взрывает эти слова:

«Великодушный пожар» Москвы погасил «Австерлицкое солнце».