Капитан зафиксировал в памяти овраг, и лесок с одной стороны поля, и безлюдную деревеньку — с другой. От деревни не было даже проселочной дороги, грейдерная тянулась вдалеке за лесом, несколько машин на ней остановилось, люди, по-видимому, пытались определить, куда упал самолет.

Сергей точно заметил — куда. Он, редко глядящий на землю, — в воздухе свои дороги — сейчас разглядывал наземные ориентиры. Приказал штурману прокладывать наземный маршрут.

По этому маршруту через час капитан ехал обратно с замполитом и новым, назначенным вместо Могилевского, инженером полка.

Изрытая окопами, оплетенная колючей проволокой, заминированная расстилалась вокруг земля. Во многих пунктах аэродромную автомашину останавливали, регулировщики шутили:

— Чего ищет небо на земле?

На грейдерную дорогу у леса саперы машину не пустили, объяснив:

— Тут такая минная посадка, что взлетишь — не сядешь.

По обочинам и в кустах медленно и плавно, словно иллюзионисты, ходили солдаты со щупами.

Сергей шагнул, взял ближайшего сапера за борта шинели и голосом, почти заискивающим, сказал:

— Проведи, друг.

Солдат вытянул, прислонив к кусту щуп, руки по швам.

— Товарищ гвардии капитан, опасно, — сказал он. Потом, взглянув в наполненные тоскою глаза Сергея, подумал: «может, брат его гробанулся, ишь как он заскучал. А я «опасно». Тут уж о себе не думаешь». И добавил: — Пойдемте, товарищ гвардии капитан. — Сапер упорно называл летчика «гвардии капитан», хотя гвардейского значка у того не было. — Держитесь след в след.

Они прошли наискосок через кусты: солдат впереди, Сергей за ним. Потом Сергей отослал солдата, пошел дальше один, наконец, побежал туда, где маячили две фигуры. Это члены экипажа Фесенко стояли у останков командира.

Не хотелось верить, что нет Пети Фесенко, возмужавшего младшего братишки. Нет даже тела его — одну руку нашли. Руку, которую они сейчас, по обычаю, погребут, насыпят могильный холмик и напишут матери, что ее сын, павший смертью храбрых, похоронен там-то.

Сергей снял шапку, наклонился и отпрянул: на оторванной по локоть руке уцелели часы с толстым, граненым, как фонарь кабины, стеклом.

Фонарь кабины. Фонарь кабины?

— Что же осталось от самолета? — спросил Сергей.

Штурман и стрелок радист в один голос ответили:

— Ничего. Всмятку! И моторы на два метра в землю ушли.

— Раскопать!

Приказание было неожиданным и непонятным. Ведь выкопаешь только обломки, металлолом. Но Сергей не посчитал нужным ничего объяснить, он сам еще не все понял.

В душе он сразу оборвал нахлынувшую печаль. «Младший братишка. Письмо старухе-матери: погиб смертью храбрых». Похоронную напишут без него, капитана Осокина. Его дело разобраться, почему погиб летчик его звена, младший лейтенант Фесенко.

Петр Фесенко был способен на подвиг. Еще юнцом, истекающий кровью, он не оторвал рук от пулемета. Дальше — его поведение здесь: вызывался не раз на внеочередной полет, летал и бомбил отлично. Пилот без году неделя, а уже намечался своеобразный летный почерк: например, шел на зенитки, казалось очертя голову, а на самом деле расчетливо поражая врага. И, наконец, этот последний вылет. Должно быть, он заслонил над целью товарища или его, Осокина — командира. С завидным хладнокровием вел подбитую машину обратно. И в минуту смертельной опасности подумал не о себе, о подчиненных: «отдаю приказание прыгать». Вот они живые люди его экипажа, спасенные им.

Он был способен на подвиг. Не кривя душой о нем можно написать «погиб смертью храбрых». А погиб он нелепо!

«Один мотор не работает, второй забарахлил тоже», — вспоминал Сергей последние слова Петра.

— Почему вдруг забарахлил мотор? Откопать. Установить, почему забарахлил, почему отказал?!

Подошедшие, в сопровождении саперов, инженер и замполит сняли шапки перед ворохом еловых лап, на которых лежали останки погибшего. Постояли минуту в молчании.

— Ты приказал откапывать машину. Дело! — сказал замполит Осокину. — Ведь ты тоже садился на вынужденную, — подполковник не договорил фразы, взвешивая основательность осенившей его догадки.

— Товарищ подполковник, о своей вынужденной я и не вспомнил. А стоило бы вспомнить. Тогда тоже отказали моторы.

— Аналогия сомнительная, — вмешался инженер. — Вы, капитан, насколько мне известно, не приняли на себя ни единого выстрела. Погибший летчик был под огнем. Но не станем гадать. Откопаем, посмотрим.

Все взялись за лопаты.

Командир саперов несколько раз конфузливо обращался к офицерам-летчикам:

— Мы бы сами управились. Нам земля и лопата — дело привычное.

Но и без привычки Осокин, в частности, работал сноровисто, без роздыха — им овладело лихорадочное нетерпение. Ему почему-то казалось, что стоит лишь откопать, извлечь детали разбитого самолета, и все станет ясно.

Раскапывали до вечера.

Легкие снежинки, обещающие упасть на землю и непременно растаять, успели покрыть поле — не растаяли, и от этого светлого покрова долго держались сумерки. Однако продолжать работу было уже нельзя — темно.

— Поехали, капитан, — настойчиво сказал замполит, отбирая у Сергея лопату. — Я понимаю тебя: Фесенко славный парень, воспитанник твой. Тяжело терять таких в бою, от руки врага. А тут даже и не понять отчего? Хочешь понять?! Так и мы вот с инженером хотим. И поймем! Завтра будет день. А сейчас поехали.

Они возвратились на аэродром ночью.

Часы Фесенко Сергей решил починить (они стояли) прежде, чем отсылать с прочими вещами родным. Он взял их с собой.

— Ужинать, капитан, пошли вместе? — спросил замполит.

— Спасибо, товарищ подполковник, поем дома. Разрешите идти?

— Иди. Только чтобы поел обязательно.

Полная луна плыла в небе. Изредка на нее набегали прозрачные облака. Тогда лунный свет тускнел, но было все равно хорошо видно.

«А не стоило бросать раскопок, к утру, глядишь, управились бы, — подумал Сергей и тут же себя одернул: — подполковнику виднее. Чего я, как нетерпеливый мальчишка?»

Товарищи по квартире — в просторной хате с мазанным полом — уже спали. Не зажигая огня, Сергей вытащил из-под лавки свой чемодан, раздвинул белье, положил часы Фесенко на самое дно. Под руку попались папиросы. Сергей выкурил подряд две. Потом сказал почти вслух:

— Это ты напрасно. Не куришь вообще. Ну и не кури! Завтра летать.

Он лег и, здоровый сильный человек, сморенный пережитым, мгновенно уснул.

Утром он летал ведомым командира полка, было большое дело. А после обеда в столовой к нему подошел инженер и сказал: