Ховстад. Вы думаете… не будет никаких зацепок?
Доктор Стокман. Будут они или не будут, а дело должно быть сделано во всяком случае.
Ховстад. Да, если пресса возьмется за него.
Доктор Стокман. Не будет нужды, дорогой мой. Я уверен, что брат мой…
Ховстад. Извините, господин доктор, но я хочу вас предупредить, что намерен серьезно взяться за это дело.
Доктор Стокман. В газете?
Ховстад. Да. Когда я принял «Народный вестник», у меня было намерение во что бы то ни стало прорвать этот заколдованный круг старых упрямых мумий, которые забрали себе всю власть.
Доктор Стокман. Но вы сами же рассказывали мне, чем это кончилось. Вы едва не погубили газету.
Ховстад. Да, тогда пришлось сложить оружие, это совершенно верно. Тогда можно было опасаться, что курорта не создать, если те люди падут. Но теперь он создан, и без этих знатных господ можно обойтись.
Доктор Стокман. Обойтись – да, но мы все-таки многим обязаны им.
Ховстад. Им и будет воздана должная честь. Но публицист-демократ, как я, не может упустить такого случая. Надо пошатнуть эту басню насчет непогрешимости заправил. Это суеверие надо искоренить, как всякое другое.
Доктор Стокман. Насчет этого я согласен с вами от всей души, господин Ховстад; если это суеверие, то долой его.
Ховстад. Мне не очень хотелось бы задевать Фогта – он ваш брат. Но и вы, верно, того же мнения, что истина прежде всего.
Доктор Стокман. Само собой, само собой… (
Ховстад. Вы не перетолкуйте моих побуждений в дурную сторону. Я не своекорыстнее и не честолюбивее большинства людей.
Доктор Стокман. Но, дорогой мой… кому же это придет в голову?
Ховстад. Я из простого звания, как вы знаете, и имел-таки возможность узнать главные нужды низших слоев общества, а это важно, чтобы принимать участие в управлении общественными делами, господин доктор. Это развивает и способности, и знания, и чувство личного достоинства..
Доктор Стокман. Я это отлично понимаю…
Ховстад. Да, и вот мне кажется, что упустить удобный случай поднять и освободить народ, малых сих, униженных и угнетенных, – большой грех для журналиста. Я хорошо знаю, что в лагере сильных это назовут подстрекательством с моей стороны и тому подобными именами, но пусть их… Лишь бы совесть у меня была чиста…
Доктор Стокман. Именно! Именно так, милейший господин Ховстад. Но все-таки… черт!..
Войдите!
Аслаксен (
Доктор Стокман (
Аслаксен. Я самый, господин доктор.
Ховстад. Вы не за мной ли, Аслаксен?
Аслаксен. Нет, я не знал, что застану вас тут. Мне, собственно, с самим доктором…
Доктор Стокман. Чем могу быть полезен?
Аслаксен. Правда ли, что я слышал от господина Биллинга… будто господин доктор задумал выхлопотать нам водопровод получше?
Доктор Стокман. Да, для водолечебницы.
Аслаксен. Так, так, понимаю. Так вот я и пришел сказать, что это дело я готов поддерживать всеми силами.
Ховстад (
Доктор Стокман. Сердечное вам спасибо за это, но…
Аслаксен. Потому что вам, пожалуй, не лишнее будет иметь за собою нас, мелких обывателей. Мы составляем тут в городе в некотором роде сплоченное большинство… когда захотим, то есть. А всегда хорошо иметь за собой большинство, господин доктор.
Доктор Стокман. Бесспорно; но только я не могу себе представить, чтобы тут понадобились какие- нибудь особые меры. Мне кажется, самое дело столь просто и ясно…
Аслаксен. Ну-у, все-таки, пожалуй, не лишнее; я ведь хорошо знаю наших местных заправил. Власть имущие не больно-то охотно сдаются на предложения, которые идут не от них самих. Вот я и думаю, что не мешало бы нам устроить маленькую демонстрацию.
Ховстад. Вот-вот, именно.
Доктор Стокман. Демонстрацию, вы говорите? Да какую же, собственно?
Аслаксен. Разумеется, весьма умеренную, господин доктор; я всегда за умеренность, потому что умеренность – первая добродетель гражданина… насколько я, то есть, понимаю.
Доктор Стокман. Вы и славитесь этим, господин Аслаксен.
Аслаксен. Да, мне думается, я смею это сказать. А это дело с водопроводом – очень уж оно важно для нас, мелких обывателей. Водолечебница обещает ведь стать золотым дном для города. Заведением этим нам всем предстоит кормиться, особенно же нам, домохозяевам. Оттого-то мы и готовы поддержать его, чем только можем. А так как я старшина союза домохозяев…
Доктор Стокман. Да?..
Аслаксен. И кроме того агент «Общества друзей трезвости»… Да, доктору, верно, известно, что я стою за трезвость?
Доктор Стокман. Само собой.
Аслаксен. Так вот понятно, что мне приходится встречаться со многими людьми. И так как меня знают за благомыслящего и соблюдающего законность гражданина, – как сказал сам доктор, – то я кое-что и значу у нас в городе… пользуюсь некоторым влиянием… если позволено будет так выразиться.
Доктор Стокман. Я это очень хорошо знаю, господин Аслаксен.
Аслаксен. Так вот для меня нехитрое дело оборудовать хотя бы, к примеру, адрес, коли на это пойдет.
Доктор Стокман. Адрес, вы говорите?
Аслаксен. Да, в некотором роде благодарственный адрес от городских обывателей за то, что вы подняли этот важный для общества вопрос. Само собой, адрес должен быть составлен с подобающей умеренностью… чтобы не задеть местные власти… и вообще власть имущих, так сказать. А только соблюсти это – и уж никто к нам придираться не может, не так ли?
Ховстад. Ну, если бы им и не совсем по вкусу пришлось…
Аслаксен. Нет, нет, нет, нельзя задевать начальство, господин Ховстад. Никакой оппозиции против лиц, от которых мы так зависим. Я уже проучен по этой части; ничего путного из этого никогда не выходит. Но благоразумные, чистосердечные заявления граждан не могут быть воспрещены никому.
Доктор Стокман (
Аслаксен. Нет, премного благодарствую. Я не употребляю крепких напитков.
Доктор Стокман. Ну, а что вы скажете насчет стакана пива?
Аслаксен. Благодарствуйте, и от этого откажусь, господин доктор, – я ничего не употребляю в такую раннюю пору. А теперь пойду поговорить кое с кем из домохозяев и подготовить настроение.
Доктор Стокман. Это чрезвычайно любезно с вашей стороны, господин Аслаксен, но я все-таки не могу взять в толк надобности всех этих приготовлений. Мне сдается, дело пойдет своим чередом, само
