С резким звуком отдернулась штора у койки соседа по каюте.
— Ужин еще не проспали?
— Рано еще. Можешь еще поваляться.
Конюхов, потягиваясь и зевая во весь рот, подошел к умывальнику.
— Станиславович, а ты хорошо придумал с умывальником-то. Как на даче! Сейчас проведем испытания. — Слава умылся. — Хорошо работает. Высший класс!
Став на стул, он закурил, высунувшись в иллюминатор.
— Мы спим, а тут народ вовсю рыбу ловит. Сам-то, почему удочки не забрасываешь? — Конюхов с укоризной посмотрел на меня.
— Да как-то недосуг, увлекся кое-чем, — ответил, немного смутившись.
Не стану же я объяснять, что на меня неожиданно накатили воспоминания, пусть болезненные, но такие яркие, что мне было совсем не до рыбалки!
Эти воспоминания сидели где-то глубоко, в глухих закоулках памяти, куда и сам, порой, не рискую заглядывать, а тут прорвало….
Во всем виновата Старая Знакомая — радиостанция Р-853М, та самая, «авианаводческая», что спокойно лежала на секретере и ждала своего часа….
Удочки всегда лежали наготове в отдельном отсеке секретера, на сейфе. Я не успел опомниться, как Слава уже закинул одну из них, стравив леску, пока нехитрая снасть, представляющая собой трубку из нержавейки, залитую свинцом с мощными четверными остро заточенными крючками под неблагозвучным названием «дурак», сделал всего 2–3 подсечки и… вытянул морского окуня, весом более двух килограмм.
Окунь занял большую часть раковины. Лежал весь красный, выпучив глаза и растопырив колючки. Рот его судорожно открывался и закрывался. Приглашение на ужин на борт российского авианосца для него было явно полнейшей неожиданностью. Но что поделать, видать, судьба у него такая: несмотря на то, что родился и вырос у суровых берегов Исландии, быть пойманным и съеденным русскими военными моряками.
В столовой летно-технического состава было малолюдно. За нашим десятиместным столом в гордом одиночестве восседал подполковник Михайлов.
— Приятного аппетита. Саныч! Есть предложение: немного расслабиться вечером в каюте, чей номер совпадает с номером корабля. Славик поймал здоровенного окуня…. Ты как?
— А у меня, кстати, брусничная настойка осталась. Заманчиво, заманчиво…. Что с окунем-то делать будем?
Судя по огонькам, вспыхнувшем в глазах нашего руководителя полетов он перебирал варианты рыбных блюд, которые можно приготовить из окуня.
— Я думаю, что окуня нужно зажарить. Сейчас пойду с коком договариваться. Если упрется, то ты будешь «тяжелой артиллерией». Тебе он врядли откажет, — не выдержал я.
Крупный калибр не понадобился. Кок согласился сразу, только попросил, чтобы рыбу почистили сами.
Вечер удался на славу. В ожидании жареного окуня коллективно разгадали кроссворд, накрыли стол и выпили по рюмке брусничной настойки, закусив салом с чесноком, а когда принесли рыбу, то дело пошло веселей.
В нашей компании не принято много пить. Обычно дальше «комплекса», как окрестили в нашей группе афганскую традицию употребления водки, внедренную мною в дружные военно-морские ряды, дело не шло. Четыре тоста нам было вполне достаточно для поддержания хорошего настроения и приятной беседы.
Веселились, рассказывая всякие смешные истории из курсантского и лейтенантского прошлого.
Михайлов очень интересно описывал то время, когда служил в авиационном полку. Это было в гарнизоне Кипелово, под Вологдой. Владимир летал на Ту-142, дослужился до штурмана-навигатора корабля.
Майор Конюхов, который до службы на корабле много летал на Ан-26, когда служил еще на береговых аэродромах, слушал внимательно, но иногда вставлял и свои фразы.
— Саныч, ты уж попроще говори. В вашей штурманской работе столько нюансов, что мне, как летчику, немного грустно становиться….
— Так Станиславович тоже штурман, хотя и наземный. Ему интересно. — Михайлов горделиво топорщил усы.
Давно он уже на корабле служит, но я подозреваю, что самой любимой у него так и осталась работа штурмана воздушного корабля.
В дверь каюты постучали. Мы, затаившись, срочно изобразили «полное отсутствие здесь проживающих».
— Протасевич, — раздалось за дверью.
— Владимир Александрович, заходи дорогой! — Я, открыв дверь, гостеприимным жестом пригласил его в каюту.
Капитан второго ранга Протасевич — командир БЧ-2 (ракетно-артиллеристской боевой части). Мы знакомы еще с его лейтенантских времен. Несмотря на разницу в возрасте, общались тесно. На корабле многие придерживаются принципа: «Личные отношения не должны мешать служебным и наоборот: служебные отношения — личным.» Он из этой когорты.
— Я тут в НШУ (носовое швартовое устройство) по настоятельной просьбе ПКК (помощника командира корабля) крутился, проводил разъяснительные работы. Честно говоря, задолбался воевать с бестолочами. Дай, думаю, зайду в гости к нормальным людям. Хоть отдохну морально.
— Мы тебе всегда рады. Рюмочку «брусничной» примешь?
— Дел особых нет…. С удовольствием! У вас остатки окуня и сало с чесноком очень аппетитно выглядят. Трудно отказаться от такого предложения. Кстати, чуть не забыл вас предупредить: Конь «палит» народ в каютах. Нужно соблюдать осторожность. Он сейчас на второй палубе, оркестрантов гоняет.
— И не сидится же ему у себя! — Слава досадливо поморщился. — Он что, по жизни такой, или это хобби у него такое — за корабельным народом охотиться?
— Вон Станиславович пусть расскажет. У него лучше получается.
Для поддержания беседы выпили ещё по рюмке. Закусили. Пока я накладывал Протасевичу рыбку, Слава с нетерпением поглядывал на меня. Я собирался с мыслями.
О вице-адмирале Доброскоченко на Северном флоте слагались легенды. Некоторые были былью, а некоторые просто выдумкой. Флотский люд любит «потравить байки» на досуге. Даже доходило до того, что, появилась и такая: во время очередной инспекции по кораблям, заместитель командующего на каком- то документе увидел свою фамилию, написанную через букву «Т». Это его возмутило до того, что он, якобы, отчитал незадачливого начальника: «Моя фамилия Доброскоченко, и прошу запомнить — я не скот, а конь, который скачет!» кто его знает: где правда, а где байка….
— Станиславович, ну, не томи! — Вячеслав сгорал от нетерпения.
— Ладно. С Владимиром Григорьевичем я, конечно, знаком в такой же мере, как и все, может, как его земляк, чуточку ближе, но не в такой степени, как наш Федорович (я имел в виду подполковника Сергея Артюхина, руководителя ближней зоны, он знает вице-адмирала Доброскоченко с незапамятных времен, а Сергею Федоровичу нынче 50). Так Федорович мне на подобный вопрос как-то ответил, что Конь сам не любит это занятие — шугать народ по каютам, но считает, что «в каждой деревне должна быть собака, которая лает на всех», вот и взял себе такую роль…. Хотя я подозреваю, что тут не только имидж, а и азарт замешан. Помните случай с мичманом Киселевым на первой боевой службе?
— Это который из Кисилевых, Володя — «режимщик» (ответственный за проходной режим на корабль при нахождении его в базе)?
— Да. Он самый. Киселев, конечно, отнекивается. Мол, не было такого, но уж больно от многих слышал я эту байку. Причем, даже многие детали совпадают. Так что, скорее всего, так оно и было:
— Как-то проходя по одному из коридоров второй палубы в неурочное время, мичман Киселев чуть
