На фоне облаков появился экран размерами как раз с ковер, образовав своеобразный потолок странной комнаты без стен, служившей Афродите жилищем. Послышались какие-то звуки, лишь отдаленно напоминающие музыкальные, но зачаровывающие своим сложным, на грани какофонии, ритмом и странным, не похожим ни на какой инструмент тембром. На экране появились какие-то цветные пятна и полосы, плавно изменяющие свои оттенки и пропорции. Афродита сидела рядом со мною на коленях, глядя на мое обнаженное тело, в котором начало просыпаться дикое, необузданное желание.

– А ты… Не смотришь? – удивился я.

– Нет… Это – мужской вариант виртаина, на меня он не действует, солгала Афродита.

Я не мог отвести глаз от цветовых пятен, начавших на потолке-экране игру в салочки. Голос Афродиты показался мне грубым и совершенно чужеродным для того калейдоскопически-нарядного пространства, которое медленно втягивало меня в себя.

Мне показалось, что мое тело, оторвавшись от ковра, медленно поднимается, чтобы раствориться в блистающем мире, имя которому – Абсолютное Счастье.

Я забыл про Афродиту. Где-то там, в чудесном мире, нежданно-негаданно распахнувшем свои объятия, меня ждала Небесная Невеста, женщина, которую я всю жизнь искал.

Меня переполнила радость. Я засмеялся, и сила этого чувства утроилась. Афродита стала лишь смутной тенью, закрывавшей часть экрана. Однако мне уже не нужен был весь экран. Один его клочок, любой крохотный кусочек с сумасшедшей пляской цветных пятен – вот все, в чем я нуждался, ныне, и присно, и во веки веков.

Моя радость еще раз утроилась…

Все окружающее исчезло. Теперь я был центром мира и всем миром одновременно, поэтому ничто не могло окружать меня, все было во мне, все ликовало, вибрировало и пело.

Я был не только миром, но и всеми наслаждениями мира.

Время и пространство исчезли. Им на смену пришли вечность и бесконечность.

И эта моя мысль оказалась последней. Потому что в вечности и бесконечности растворяется все. Никакая мысль, никакое чувство в них существовать не могут. Я стал бесконечностью… Я растворился в вечности…

И сразу же понял, что вечность равносильна мгновению. Вернее, так: одна вечность равносильна одному мгновению. Обратное, вообще говоря, неверно…

И однако же, существуют. Чувство наслаждения, например. Стремительно угасающее чувство, без которого всякая жизнь становится абсолютно бессмысленной. В частности, моя жизнь.

Мои глаза вновь начали видеть окружающее, а мозг – осознавать всю безотрадность и никчемность жизни. Единственным утешением было небо, огромное голубое небо и медленно плывущие по нему облака.

Облака в отличие от меня находились в состоянии перманентного экстаза.

Что-то пошевелилось рядом со мною. Я испуганно повернул голову.

Какая-то женщина, с грубыми чертами лица и тела, полностью обнаженная, лежала рядом со мною, совершенно обессиленная.

И счастливая.

От несправедливости и обиды я заплакал. Женщина нашла в себе силы сесть, положила мою голову себе на колени и начала утешать, гладя меня по волосам, словно мальчика, у которого отняли любимую игрушку.

– Ну-ну, не расстраивайся… У тебя ведь есть деньги… Значит, ты сможешь испытать это и раз, и другой, и третий… Ты ведь не коп, тебе можно…

– Я хочу еще одну дозу. Немедленно! – потребовал я. – У меня есть деньги. Возьми все, что осталось, иначе я умру!

– Ты умрешь, если примешь две дозы подряд. Этого делать ни в коем случае нельзя, малыш. Ведь тогда твои деньги достанутся родственникам, а не нам. Нет… Приходи через три дня в то же самое время в тот же самый бар, я буду ждать. И не вздумай меня искать! Иначе расстанешься с жизнью быстрее, чем не только ты, но даже я думаю, и без помощи виртаина!

– Почему ты решила, что все мои деньги достанутся вам? – спросил я сквозь слезы.

– А куда ты теперь денешься? – удивилась Афродита. – Я же видела, ты улетел по-настоящему. Значит, будешь делать это вновь и вновь, пока не кончатся деньги. И учти, следующая доза будет стоить уже тысячу рублей.

– Я не совсем понял, вы – это кто?

– А вот этого тебе знать не нужно. Кто слишком много знает, тот быстро умирает. Еще быстрее, чем от виртаина.

Афродита – уже второй раз за сегодня – провела пальчиком по моим губам.

– И сколько мне осталось? – равнодушно спросил я.

– Ровно столько, на сколько у тебя хватит денег. Обычно это три-четыре месяца, если ты очень богат – десять-двадцать. Первая же ломка, не подкрепленная дозой, кончится смертью. Ну, тебе пора, одевайся.

Я с трудом встал. Ноги мелко дрожали, во рту пересохло. Я налил себе полную рюмку коньяку, выпил, немедленно повторил.

Афродита тоже подошла к столику, выпила шампанского. Ее, как и меня, слегка покачивало.

– Так ты все-таки смотрела? – догадался я. – Значит, тебе тоже осталось два-три месяца?

– Что я, дура, что ли? – одарила меня Афродита улыбкой Джоконды. – Просто я немного выпила, дожидаясь твоего возвращения.

– Долго я улетал ?

– Часа полтора, наверное.

Я подумал, что у меня больше никогда не возникнет желания спать с женщиной. Мне стало так грустно, что я с трудом сдержал переставшие было течь слезы.

– Не плачь, глупенький!

Афродита прижала мою голову к своей обнаженной груди. Меня это никак не взволновало. Плотина стыда рухнула, слезы вновь ручьем хлынули из моих глаз.

– Ну-ну, успокойся… Когда ты примешь следующую дозу, мужская сила вновь вернется к тебе. Но что она по сравнению с тем, что дает виртаин?

И в самом деле. Что секс по сравнению с улетом? Невинный поцелуй ребенка.

– Я приду за виртаином завтра, рано утром, – предложил я.

– Нет. Через три дня. Я уже объяснила почему! – повысила голос Афродита. Одевайся же!

Я послушно оделся. На фоне облаков обозначились контуры двери, ведущей в кабинку телепорта..

– Быстрее! – торопила Афродита. – Я вовсе не хочу светиться в вирте!

Ну что же, полтора часа – срок вполне достаточный. Афродиту наверняка вычислили и в вирте, и в реале. Я вошел в кабинку телепорта, набрал адрес.

Прозвенел гонг. Я вышел из кабинки и очутился в своем кабинете.

Очки хомоскафа стали прозрачными. Я подошел к столику, налил из бутылки, в которой когда-то был коньяк «Наполеон», минеральной воды в широкий бокал богемского стекла, жадно выпил, немедленно повторил…

Лишь после третьего бокала я смог говорить с шефом.

– Кирилл, ну, что там?

– Все в порядке, ее вычислили и уже установили наблюдение. Надеюсь, через три-четыре дня столь же успешно проведем вторую фазу.

Вторую – может быть. Даже третью. Но вот четвертая, как всегда, окажется неудачной. Такая уж у меня работа…

– Я на сегодня свободен?

– Да, конечно! Отдыхай, набирайся сил. Завтра выйдешь?

– Надеюсь, – пожал я плечами. До завтра еще дожить надо.

Предельно аккуратно сняв скаф – не дай Первый повредить его прессоры-сенсоры! – я ложусь прямо