собираюсь выпить.

– Выпить? – повторила мать с презрением. – Ты считаешь, что выпивка – подходящий ответ на наши трудности?

– Нет, – ответил Рис, наливая себе изрядную порцию виски. – Это подходящий ответ на мои трудности. – Повернувшись, он встретил взгляд матери и улыбнулся. – Что касается ваших трудностей, дорогая мама, то они меня не заботят.

Они долго смотрели друг на друга. Рис по-прежнему стоял в расслабленной позе. Улыбка не сходила с его лица. Летиция первая отвела взгляд.

– Рис, твой дядя четыре года не выплачивал мне вдовью долю.

Герцог окинул взглядом роскошную отделанную мехом накидку матери и сверкающую камнями булавку, которой был заколот воротник.

– Да, вы выглядите ужасно обносившейся.

Она снова посмотрела на него и, увидев направление его взгляда, поднесла руку к горлу.

– Это фальшивка. Все мои драгоценности фальшивые. Я продавала настоящие, одну за другой. Теперь у меня ничего не осталось для продажи. У меня не хватит денег, чтобы продержаться до конца весны.

Ходжез не говорил ему этого. Рис сжал челюсти и посмотрел на мать.

– Я еще раз напоминаю, что мне все равно.

Она съежилась в кресле, ее неожиданная попытка сыграть на его сострадании провалилась.

– Я вижу, что ты, как и прежде, думаешь только о себе, – сказала она с пренебрежением, так хорошо знакомым ему. – Ты всегда был эгоистом, даже в детстве.

Ее резкий голос царапал, как бритва, но Рис давно обзавелся толстой кожей.

– Ужасным эгоистом, – согласился он, сжимая рюмку. – И вруном. Давайте не будем забывать об этом.

Тонкая бровь Петиции поползла вверх, верный знак того, что мать приготовилась выстрелить из тяжелого орудия.

– Если бы Томас был жив, он никогда бы не позволил, чтобы я оказалась в таком положении. В отличие от тебя он уважал свою мать. Он бы не бросил меня, сбежав в Италию.

Упоминание о младшем брате мгновенно вывело Риса из тщательно разыгрываемого безразличия. Улыбка исчезла с его лица. Он со стуком поставил рюмку на стол, выпрямился и непроизвольно шагнул к матери. Удовлетворение искривило уголки его губ, он застыл. Есть вещи, которые никогда не меняются, подумал он, злясь на себя не меньше, чем на нее. Никто, ни один человек не мог так задеть его за живое, как Летиция.

Он снова улыбнулся.

– Но ведь Томас тоже сбежал, разве не так, мама? – мягко произнес он, наблюдая, как меняется ее лицо. – Он сбежал так далеко, как только смог. Небо ведь находится не близко, я бы сказал.

Мать не ответила. Рис откинулся на спинку кресла и снова принял вид беззаботности и легкомыслия.

– Как мне нравятся такие вот родственные встречи после разлуки, – протянул он. – Они согревают сердце. Поскольку вы настроены на воспоминания, может быть, поговорим о том дне, когда Томас повесился?

Мать побагровела.

– Может быть, мне рассказать, как он выглядел, когда я нашел его? – Рис старался, чтобы в его голосе звучали нотки небрежного безразличия. – Если хотите, я опишу эту сцену для вас. Его тело висело над лестничным пролетом, шея была сломана, конечно. Он был похож на марионетку на ниточке, его кожа имела неправдоподобный синеватый оттенок…

– Прекрати!

– Вы не хотите слышать о том, как он выглядел? Тогда, может быть, мы поговорим о причине, толкнувшей его на это? Вы когда-нибудь задумывались над этим, мама?

Стукнув зонтом об пол, Летиция вскочила с места:

– Я сказала, прекрати!

– Вы подняли эту тему.

Летиция сощурилась. Когда Рис был маленьким мальчиком, этот сверкающий взгляд повергал его в ужас. Теперь он был рад, что вырос.

– Бог мой, – задохнулась она, – как я могла породить такого сына?

– От дьявола. Как же еще? – Он протянул руку к шнурку звонка и дернул за него. – Вы ведь не могли проявить такое отсутствие вкуса, чтобы спать с собственным мужем.

Летиция открыла рот, чтобы ответить, но не успела – в дверном проеме появился Холлистер.

– Ваша светлость? – осведомился он.

Рис заговорил со слугой, не сводя глаз с Летиции:

– Моя мать переменила свое намерение. Она остановится на сезон в другом месте. Пожалуйста, сопроводите ее и позаботьтесь, чтобы ее сундуки были отправлены по адресу, который она назовет вам.

Издав неопределенный звук, выражающий презрение, Легация направилась к двери. Когда она