– Бога ради, дело не в доверии! – Он сел прямо и взял ее за руки. – Я не хочу говорить об этом, Пруденс. Не могу. Не просите.

Горячность, с которой это было сказано, поразила ее.

– Хорошо, – сказала она спокойно, – больше мы не будем этого касаться.

Он перестал сжимать ее руки и выпустил их.

– Сожалею, – пробормотал он и снова прислонился к стене. – Мне не следовало привозить вас сюда. – Он замолчал, глядя куда-то мимо нее, и Бог знает, что он там видел.

Она всматривалась в его лицо, ничего не понимая и не зная, что делать, не зная, как помочь, боясь причинить ему боль.

– Уедем отсюда. Завтра же, если вы этого хотите.

Он не ответил, не взглянул на нее. Пруденс хотела, чтобы он видел ее, а не призраки прошлого, она нежно взяла его лицо в ладони и повернула к себе.

Он вздрогнул, наклонился вперед, отталкивая ее руки.

– Вернитесь в дом.

Она затрясла головой в знак отказа. Что-то причиняло ему страдания, невыносимые страдания, связанные с этим местом, и, не в силах исцелить его, она надеялась, что сможет стать смягчающим боль бальзамом, пока время и любовь не сделают остального.

– Я не пойду, если вы не пойдете со мной.

Он словно окоченел и оставался неподвижным, когда она снова обхватила руками его колени. Она поцеловала его колено, потом приложилась к нему щекой.

– Я люблю вас, – произнесла она.

Дрожь пробежала по его телу, внезапно он резко дернулся. Его ноги сползли с края стола и оказались по обеим сторонам от нее. Он еще продвинулся вперед, так что внутренние поверхности его бедер соприкасались с ее бедрами.

– Я хочу, чтобы вы ушли, – сказал он. – Прямо сейчас.

Она посмотрела через плечо на дверь, на которой отчетливо был виден засов. Переведя глаза на него, она покачала головой.

– Я сказал, уходите. – Но даже когда он говорил это, он удерживал ее руки, словно не давая повиноваться его приказу.

– Вы не хотите, чтобы я ушла, – сказала она и потянулась к нему, убирая упавшую на лоб прядь волос. – Если бы вы не хотели видеть меня, вы бы заперли дверь.

– К черту все, Пруденс. Я не из камня, вы знаете. Я не смогу сдержать обещание, которое дал вам утром.

Она на миг задумалась, но, странное дело, все строгие моральные принципы, в которых она воспитывалась, вдруг стали совершенно несущественными. Он нуждался в ней, и хотя она не знала, чем вызвано его отчаяние, никто и никогда так не нуждался в ней раньше.

– Я понимаю.

– Здесь? В старом пыльном домике, где отжимали лавандовое масло? Этого вы хотите? Потому что если вы останетесь, это случится. Обратной дороги не будет. Никакие мольбы остановиться не помогут.

– Я не буду просить остановиться. – Ее пальцы нежно легли на его затылок. – Я люблю вас.

Он обхватил ее руками, притянул к себе, так что ее живот оказался прижатым к краю стола. Она оказалась зажатой между его ног.

– Бог наградит вас за это, – шепнул он и захватил ее губы своими.

Утром его поцелуи были нежными и пьянящими, но в том, как он целовал ее сейчас, не было нежности. Ничего, что могло бы обмануть или уговорить. Этот поцелуй был тяжелым, требовательным и властным; если бы она еще не знала, что обратной дороги нет, этот поцелуй сказал бы ей об этом.

Ее глаза закрылись, губы охотно приоткрылись под его губами. Он смягчил поцелуй, ослабил хватку. Его ладони легли ей на спину, давили на лопатки, большими пальцами он водил по ее бокам. Она была в платье для чаепития, то есть на ней не было корсета и корсетного лифа, поэтому их разделяли только несколько тонких слоев одежды, и его прикосновения обжигали ей кожу сильнее, чем утром.

Он целовал ее, а она одной рукой ерошила его густые, шелковые волосы, а другой гладила его лицо – шершавую щеку, твердый подбородок, бархатно мягкую кожу пониже уха. Она вдыхала его запах – от него пахло землей, дымком и лавандой, и это сочетание пьянило ее, как крепкое вино. Его тело было твердым, он возбудился, она ощущала это своим животом.

Вдруг он со стоном оторвался от нее, отстранил и соскользнул со стола. Не отнимая рук, он повернул ее спиной к столу, потом, запустив руку в тяжелый узел волос, запрокинул ей голову и снова поймал ее губы. Поцелуй был крепким и долгим, так что обоим не хватило воздуха.

Рис был таким большим по сравнению с ней. Пруденс обвила его шею руками, как будто ей хотелось еще крепче прижаться к нему, она нежилась в его объятиях, ликуя от силы и твердости его тела, его интимной близости.

Он застонал. Не прекращая целовать ее, немного отодвинулся, чтобы снять сюртук! Он бросил его на стол позади нее, потом занялся ее платьем и нижней юбкой. Закатал розовый шелк и белый муслин между их телами и дотронулся до ее ягодиц.

Она прервала поцелуй, изумленно ловя ртом воздух, потому что его руки сильно сжали ее ягодицы, и он посадил ее на стол. Юбки колыхались вокруг ее бедер выше колен пышным облаком из шелка и кружев. Его руки скользнули вниз, он попытался расстегнуть крючки на ее панталонах.