дальше.

Константин Автономович оскорбился за учителя.

– Владимир Иванович, смотрите, ведь он вам не ответил ничего!

– Ну и бог с ним! – сказал Владимир Иванович, продолжая любоваться каменной резьбой.

Петербургские гости из Академии наук привлекли внимание самаркандцев. В местной газете напечатали сообщение об их приезде. Но, видимо, Ненадкевич был здесь более популярным человеком, потому что в газетной заметке поименовали академиком, возглавлявшим экспедицию, Ненадкевича, а остальных – его спутниками.

Ненадкевича разбудил хохот в соседнем номере, где ночевали Вернадский и Самойлов. Они читали газету.

Часом позднее в гостиницу явился генерал-губернаторский чиновник особых поручений. Он ринулся было к Ненадкевичу, но тот направил его к Вернадскому. Чиновник в полной гражданской форме, расшаркавшись, объявил, что явился по указанию его превосходительства предложить свои услуги гостям.

– Мы как будто ни в чем не нуждаемся, – сказал Вернадский, вопросительно оглянувшись на своих спутников. – Передайте благодарность его превосходительству.

– Может быть, вы желаете взглянуть на раскопки знаменитой обсерватории Улугбека? – не отставал посланец генерал-губернатора. – Работы идут третий год, и кое-что уже можно посмотреть.

То, что было вскрыто раскопками, еще не давало точного представления о сооружении, но уже свидетельствовало о его грандиозности. По каменной лестнице, уходившей куда-то под землю, посетители спустились вниз и там увидели глубокую узкую галерею, прорубленную в толще скалы.

То были остатки главного инструмента обсерватории, но об устройстве его, о методах наблюдения, применявшихся Улугбеком и его сотрудниками, судить было пока очень трудно.

Из подземной тишины и холода вышли на свет и тепло, словно из глубины веков. Как будто догадываясь, о чем сейчас думал Вернадский, Самойлов спросил его:

Почему вы не дочитали вашего курса по истории

естествознания, Владимир Иванович?

– Девятьсот пятый год! – с нескрываемой грустью отвечал он. – Студенты разбежались, занятия прекратились, кому же бы я читал? Но я не перестаю жалеть, что не стал историком! – добавил он.

На другой день покинули древний город.

Поездка на Тюя-Муюн не оправдала ожиданий: рудник, который хотел Владимир Иванович осмотреть, оказался закрытым.

Пришлось ограничиться лишь общим знакомством с месторождением.

Тюя-Муюн – это ущелье с известковыми скалами, сквозь которое пробивается река Араван с большой силою и быстротой. Проводникэкспедиции не преминул рассказать легенду о красавице Тюя- Муюн, жившей в Куня-Ургенче. Она отказалась стать женою хана Султан-суи-мурзы, и он приказал запрудить реку, чтобы лишить Куня-Ургенч воды. Остатки запруды и образовали ущелье.

Путешественники внимательно выслушали рассказ проводника, надеясь в легенде открыть намек на какую-нибудь историческую действительность, но ничего не открыли.

В первый раз Владимир Иванович находился в такой глуши, вдали от железной дороги, в пятидесяти верстах от ближайшего жилья. Кроме двоих его спутников, кругом не было ни одной души.

Месторождение оказалось очень интересным. Ничего подобного Владимир Иванович и Самойлов еще не видывали. Урановые соединения выделились в пустотах пещер, образовавшихся в известняках. Материал для дальнейших исследований был собран, и план их намечен был здесь же.

Вечером, перед отъездом, Владимир Иванович сказал Ненадкевичу:

– Мы с Яковом Владимировичем отправимся на Урал, посмотрим, как там идут дела, а вы, Константин Автономович, отправляйтесь в Петербург. Найдите где-нибудь, где хотите, помещение для нашей геохимической лаборатории!

– Как? В частном доме? – изумился тот.

– Да, в любом подходящем доме... От академии ждать нечего, а дело не может стоять! Нам нужна своя лаборатория, и надо ее создавать, – вдруг с неожиданным одушевлением заговорил учитель. – Тот, кто вступил в мир науки, вступил не только в творческую личную работу. Перед ним становятся задачи активной, организаторской работы. Музей, лаборатория, кабинет, наши экспедиции – все это, как вы знаете и сами, далеко от тишины научного кабинета! Это двадцатый век, друзья мои! Век организации!

Они сидели возле потухшего костра, над ними сияли огромные звезды в черном небе, и слышен был плеск бегущей через ущелье реки. Хотелось не говорить, а только слушать. И Владимир Иванович замолчал.

Белых ярлычков с надписью «Сдается квартира» или без всякой надписи Ненадкевич на окнах домов встречал много, но нужного для лаборатории помещения не находил. Он уже сообщил Владимиру Ивановичу о безнадежности поисков, как вдруг, проходя случайно по Биржевому переулку, заметил ярлычки на верхнем этаже большого дома и решил посмотреть, что там сдается.

На звонок вышла немолодая женщина в черном платье, с часами за поясом и золотой цепочкой на груди. Она приветливо посмотрела на посетителя.

Ненадкевич спросил:

– Что у вас сдается?

– А вот посмотрите! – отвечала она и повела его за собою.

Сдавалось большое, но странное помещение со стеклянным фонарем в потолке, где носилась стая проникших откуда-то голубей. Они, видимо, вили тут гнезда, летали, ничуть не стесняясь людей, садились где придется и противно гудели, топорща зоб. Заметив недоумение на лице гостя, хозяйка сказала:

– Я вам сейчас все объясню. Это когда-то была мастерская Крамского, ее специально для него выстроил владелец дома, господин Елисеев, вы, конечно, знаете... А после Крамского здесь работал мой муж, Архип Иванович Куинджи, вы, вероятно, тоже знаете. Он умер в прошлом году, я все распродала и теперь сдаю мастерскую.

– Объясните, пожалуйста, а что же это такое? – спросил Константин Автономович, показывая наверх запрокинутой головой.

– Ах, вот что? – весело ответила она. – Это, видите ли, от Крамского пошло, а Архип Иванович тоже их не трогал, он очень любил голубей. Вот они каждую весну и возвращаются сюда. Да вы не беспокойтесь, – заверила она, – они как выведутся, так и разлетятся до новой весны... Вы художник?

– Нет, совсем напротив – я химик. Но мне это подходит.

– Значит, вы не для себя смотрите? Для кого же?

Константин Автономович объяснился, и тогда хозяйка задумалась.