выбраться отсюда, и ваш единственный шанс на спасение — поверить мне!

Поверила ли она ему или сочла за лучшее подчиниться обстоятельствам, чтобы не навлечь на себя немедленную гибель? Скорее всего, второе. Слова этого человека не имели для Ланы никакого значения, она их просто не слышала и расширенными от ужаса глазами продолжала искать в его руке несуществующий кинжал.

Уже после того как Лана, не сопротивляясь, позволила вывести себя из каюты, девушка решила, что совершает ужасную, непоправимую ошибку. Не успев прийти в себя, двигаясь, словно в трансе, она очутилась в узком проходе, ведущем в логово убийцы, который продолжал молча тащить ее за собой.

Кричать, звать на помощь было теперь слишком поздно. Здесь ее никто не услышит. Ей оставалось лишь следовать за Годвином, надеясь своей покорностью заслужить лишние минуты жизни.

Каждую секунду Лана ожидала удара кинжала, и ее похититель явно догадался, в каком она состоянии. Но вместо того чтобы успокоить совершенно беспомощную женщину, он продолжал тащить ее за собой, радуясь тому, что ему не приходится терять драгоценное время на ненужные уговоры. А обработки жертвы по двенадцатой процедуре, кажется, удастся избежать.

Буквально через несколько минут они уже оказались на третьем причале. Лана никогда не была в этом огромном помещении и даже не подозревала о его существовании. Ужас, который вел ее на всем пути, от ее каюты до причального дока, стал постепенно ослабевать, и к ней вернулась, наконец, способность рассуждать здраво. Если бы Годвин собирался ее убить, он мог бы это сделать десятки раз в узком коридоре, в любом укромном уголке, но он привел ее в док, из которого корабли стартовали на Землю... Что, если этот человек говорил правду? Что, если она приняла за убийцу неизвестного друга Танаева, который всего лишь выполняет его просьбу, собираясь помочь ей выбраться из этой космической тюрьмы?

Под прессом смертельного ужаса так легко поверить в чудо! Особенно когда не можешь ничего противопоставить свалившимся на тебя обстоятельствам и остается лишь надеяться на милосердие похитителя.

Годвин тем временем достал из поясной кобуры бластер и, проверяя заряд батареи, впервые за все время отпустил ее руку. «По крайней мере это будет не нож! — мелькнула у нее отчаянная мысль. — Бластер убивает мгновенно... Но зачем ему тратить на меня заряд?» Она все еще терзалась сомнениями, когда Годвин заговорил, впервые с того момента, как в каюте попытался убедить ее не поднимать шум и поверить ему.

— Вы умеете пользоваться оружием?

Она лишь отчаянно отрицательно замотала головой, стараясь удержать слезы.

— Впрочем, это не важно. Если нам придется воспользоваться оружием, живыми мы не выберемся. Нужно затаиться, ждать и надеяться на удачу. И помните, чистильщики, которые сейчас прилетят, никого не щадят. Особенно красивых женщин. Они для них лакомая добыча. Я знал одну красотку, которую насильно удерживали в мужском общежитии базы. Можете себе представить, что с ней стало. — Годвин запугивал ее специально, чтобы добиться состояния, в котором молодая женщина не сможет повредить его плану.

Она представила, и на этот раз уже не могла удержать слез.

— Отпустите меня! Я вернусь в карантинный отсек, там они меня не тронут!

— Именно там они и станут искать в первую очередь, а увидев вас... Впрочем, я в любом случае сдержу слово, данное Танаеву! — Он вновь взял ее за руку, подтащил к шкафу с запасными скафандрами наружного выхода и быстрыми умелыми движениями стал натягивать на нее плотную ткань внутреннего костюма скафандра.

Прежде чем закрепить шлем с непрозрачным светофильтром, Годвин сообщил ей последние инструкции:

— Стойте рядом со мной совершенно неподвижно. В этом случае они примут вас за другого человека и не станут стрелять. Увидеть лицо в этом скафандре можно только, если откинуть шлем. Вряд ли они станут себя утруждать проверкой, времени у них мало. И ни звука — слышите? Впрочем, если вы предпочитаете оказаться в мужском общежитии, можете себя выдать!

Годвин безошибочно определил самый верный способ заставить ее подчиниться. Страх перед насилием делает женщину послушной, только он и мог превратить ее в неподвижное изваяние в течение долгого получаса, последовавшего за ее заточением в скафандре.

Годвин закрепил шлем на своем скафандре, лишь после того как корпус станции содрогнулся от звонкого удара причального приспособления катера.

В этом неповоротливом костюме, приспособленном для наружных работ в космосе, он был совершенно беспомощен и мог рассчитывать только на удачу.

Печальный визг шлюзовых ворот, топот многих ног... «Человек пять, не меньше, многовато для посадочного модуля, — определил Годвин еще до того, как прибывшие появились в дверях шлюза, — загрузили под самую завязку. Здорово они боятся древнего космонавта».

В самое последнее мгновение Годвин решил не стоять столбом посреди пустого причала, в конце концов чистильщики могли заставить его снять шлем...

Его лихорадочный, ищущий укрытие взгляд остановился на пустом шкафу, в котором только что находились скафандры — лучшего места не придумаешь! Не теряя больше ни секунды, он бросился к шкафу, волоча за собой потерявшую всякую способность к сопротивлению девушку.

Вскоре кто-то из прибывших чистильщиков распахнул дверцы шкафа со скафандрами, пробежал по ним равнодушным взглядом и торопливо захлопнул дверцу. Привычные вещи редко привлекают внимание, к тому же чистильщики торопились попасть на станцию. Швартовка модуля не могла остаться незамеченной. Они опасались, что Танаев успеет подготовиться к их визиту. Залп крейсера, уничтоживший ракетную установку, повредил локатор, и они не знали о визите ракетного бота крейсера, на котором Танаев покинул станцию.

Дождавшись, когда шаги чистильщиков стихли в коридоре, соединявшем обе половины станции, Годвин решил, что настала пора действовать. Конечно, оставался риск того, что они оставили в ангаре пост. Но все затеянное им безумное предприятие состояло из сплошного риска.

К счастью, в ангаре никого не оказалось. Жестом дав понять Лане, чтобы она оставалась на месте, он, осторожно переставляя ноги, двинулся к круглому шлюзовому люку, стараясь выключать магниты на подошвах ботинок скафандра так, чтобы производить как можно меньше шума и в то же время не взлететь к потолку, — гравитация в этой части станции была недостаточной для того, чтобы удерживать скафандр на месте без помощи магнитов.

И хотя в неуклюжем и громоздком скафандре двигаться было неудобно — он обеспечивал ему кое- какую защиту от неожиданного выстрела, и расставаться с ним Годвин пока еще не собирался.

Открыв дверь шлюза, ведущего к причалившему катеру, Годвин очутился внутри узкого рукава, в котором и без скафандра человек мог передвигаться только согнувшись. Ему же пришлось двигаться почти на четвереньках. Зато появление внутри кабины модуля человека в космическом скафандре произвело на остававшегося там пилота столь сильное впечатление, что он не успел даже вытащить из кобуры свой бластер. Боясь повредить хрупкое оборудование катера, Годвин не стал стрелять, одного удара усиленного сервомоторами кулака скафандра оказалось достаточно, чтобы размозжить пилоту голову.

Вот только Годвин не рассчитал силу удара, и ему пришлось заняться уборкой, чтобы Лана не потеряла сознание при виде искалеченного трупа. И хотя на счету была каждая секунда, только покончив с этим, он позволил себе отправиться за девушкой.

За время его отсутствия она не двинулась с места, скорее всего, потому, что не умела управлять внутренними механизмами скафандра. Впрочем, сейчас это уже не имело значения. Переключив управление на себя, Годвин повел ее за собой к катеру, словно собачку на поводке.

Он действовал предельно быстро, понимая, что в любую секунду их дерзкий замысел может быть раскрыт.

Как только он помог Лане снять скафандр и избавился от него сам, Годвин поспешил к пульту управления. В рубке катера не было специального помещения для скафандров, и сейчас здесь стало очень тесно. Одно из кресел занимало завернутое в полотнище и испещренное кровавыми пятнами тело убитого им пилота.

Лана, только теперь заметившая труп, застыла перед эти креслом, не в силах заставить себя