риск, и теперь решение необходимо принимать самому Глебу, как он это делал уже не раз в самых экстремальных ситуациях.
Несколько секунд он прокручивал в голове возможные последствия своих самостоятельных действий. Захватить готовый к старту посадочный планер он сумеет за считанные секунды. Катасонов даже понять не успеет, что произошло. Вопрос в том, что капитан «Вечерней звезды» предпримет потом, когда капсула с планером отделится от корабля и стремительно пойдет на посадку.
Выбор у него будет небольшой. Обстрелять ее? На это он не пойдет. Вернуть беглеца силой, с помощью десантных катеров? Это наиболее вероятный вариант, вот только времени на это может и не хватить, особенно если корабль вновь подвергнется обстрелу.
Решение нужно было принимать немедленно, и Танаев его принял.
Медленно отхлебнув из бокала последний глоток коньяка, он поставил его на стол, улыбнулся Катасонову на прощанье и, едва приподнявшись из-за стола, исчез.
Его движения в следующее мгновение стали так стремительны, что уже не улавливались глазами обычного человека. Лишь позже камеры наблюдения, бесстрастно зафиксировавшие весь эпизод, рассказали Катасонову при тридцатикратном замедлении, что, собственно, произошло и каким образом вместе с Танеевым с его стола исчез цилиндрик импульсного генератора...
Для того чтобы осуществить задуманное, у Танаева было всего несколько секунд, и даже с его нечеловеческими способностями приходилось действовать на пределе возможностей.
Он должен был очутиться за бортом корабля в то самое мгновение, когда крейсер материализуется в обычном пространстве. Шок, наступающий у обычных людей в момент перехода, подарит ему столь необходимые секунды и позволит отдалиться от корабля. Не для того, чтобы уйти от выстрелов его бортовых орудий — Глеб не сомневался, что крейсер не станет по нему стрелять, существовала другая, гораздо более реальная и грозная опасность.
Ему было неизвестно число невидимых кораблей противника, обстрелявших крейсер из подпространства, но если их несколько, они могут обнаружить крейсер сразу же после его появления в обычном пространстве и немедленно начнут обстрел, чтобы воспрепятствовать «Вечерней звезде» повторить маневр ухода.
Но у крейсера были защитные поля, которых не могло быть у планера, и если в этот момент он окажется поблизости... Танаев вспомнил ослепительные всполохи энергетического взрыва и удар, заставивший содрогнуться всю махину крейсера.
Излучение от такого взрыва уничтожит все живое в радиусе нескольких километров, так что если он намерен выбраться живым из своей новой авантюры, ему следовало поторопиться.
Первая часть задуманного получилась у навигатора на удивление легко. Перед ангарной палубой стоял всего один охранник, который решил, что ему привиделась размазанная тень человека, исчезнувшая в ничтожную долю секунды. Он все еще думал о том, следует ли сообщить о своем видении начальнику караула и не пошлет ли тот его в лазарет, для прохождения алкогольных тестов, когда хлопки пиропатронов, отстреливших капсулу с планером от борта ангара, и последовавшие за этим характерные звуки, сопровождавшие открытие вакуумных ворот, предназначавшихся для вывода в космос вспомогательных кораблей, заставили, наконец, охранника поднять тревогу. Но было уже поздно.
Глава 13
После того как Танаева увели десантники и их катер покинул причальный док карантинной станции, обстановка на ней кардинально изменилась.
Докладывать о подлинных событиях на Землю Годвин, разумеется, не стал, понимая, что как только его начальство узнает об аресте Танаева федералами, интерес к миссии чистильщика будет полностью утрачен, а то, что за этим последует приказ о его собственном уничтожении, не вызывало у него ни малейшего сомнения.
Земля настойчиво снова и снова запрашивала информацию о действиях крейсера федералов. К счастью, в этих запросах ни разу не упоминалось о десанте на станцию. То ли наземные локаторы не засекли небольшой ракетный катер, то ли их повредил ответный залп крейсера. Как бы там ни было, это обстоятельство Годвин решил использовать в своих интересах. Тщательно продумав депешу, в которой говорилось о том, что ему удалось захватить Танаева, и содержалось требование немедленной высылки для его доставки на Землю посадочного модуля, чистильщик коротко сообщил о том, что федеральный крейсер не проявил к станции никакого интереса, и на этом закончил свою депешу. Благо сам крейсер в это время уже исчез со всех экранов.
Разумеется, впоследствии придется отвечать за это ложное сообщение, но, поскольку сейчас речь шла о его жизни, Годвин решил покинуть станцию во что бы то ни стало, не считаясь с ценой, которую придется за это заплатить в будущем. Впрочем, он не собирался ее платить вообще, поскольку ни о каком его возвращении на территорию, контролируемую империей, теперь не могло быть и речи.
Уже через полчаса после отправки сообщения он получил лаконичный многообещающий ответ: «Модуль выслан, встречайте на третьем причале в двадцать три сорок. Подготовьте пленного к отправке по процедуре двенадцать. Генерал Берсарин».
Это означало, что он должен обработать не существующего рядом Танаева оглушающей дозой наркотиков и передать его в руки других чистильщиков. То, что депешу подписал сам Берсарин, лишний раз подтвердило, какой огромный интерес проявляет к этому делу его ведомство.
В депеше не было ни слова о том, что он должен сопровождать пленного на Землю, и это лишний раз доказывало, что после выполнения задания он, как нежелательный свидетель ареста легендарного космонавта, будет устранен сразу после передачи пленного.
У него оставалось два часа для того, чтобы подготовиться к встрече модуля. Фактор внезапности — прибывающие чистильщики не ждали от него никакого противодействия — мог сыграть ему на руку. Но главная сложность заключалась в том, что он, несмотря на все свои многочисленные недостатки, несмотря на то что служил в ведомстве, одно название которого наводило ужас на его соотечественников, несмотря на все это, Годвин был человеком слова. Пообещав Танаеву доставить Лану на Землю, он глубоко задумался над тем, каким образом ему оправдаться, хотя бы в собственных глазах. Поскольку выполнить это обещание он, разумеется, не сможет. Обременив себя спутницей, он уменьшит свои ничтожные шансы выбраться отсюда до нуля. И вдруг, как это иногда бывает с теми, кто хоть изредка вспоминает о совести и долге, на него снизошло озарение. «Кто сказал, что присутствие Ланы обременит меня? Заметив на причале одинокую фигуру, любой из вновь прибывших чистильщиков может открыть огонь на поражение, не озаботившись никакими вопросами. Другое дело, если на причале будут двое... Ведь сквозь затемненный шлем скафандра невозможно определить, что рядом с ним — женщина...»
Отбросив бесполезные в его положении рассуждения и подсчет наиболее удачных вариантов операции, Годвин приступил к делу. И надо признать, что когда он действовал чисто интуитивно — все у него получалось гораздо лучше.
Проникнув по хорошо знакомому тайному проходу на жилую половину станции, в которой обосновались карантинщики, он замер перед дверью ее каюты, в эту последнюю секунду вдруг представив со всей очевидностью, какую непомерно сложную задачу взвалил себе на плечи. Ему предстояло каким-то образом, за несколько минут, пока его присутствие не обнаружат другие карантинщики, убедить молодую женщину последовать за ним. Захочет ли она поверить ему, сумеет ли не испугаться и мгновенно оценить ситуацию? Он сильно в этом сомневался. И не напрасно.
Когда в дверях ее каюты возник человек в сером комбинезоне, скользящий вдоль стены, словно призрак, Лана не закричала только потому, что спазма ужаса перехватила ее дыхание. Она мгновенно узнала этот страшный призрак скользящего убийцы, о котором с момента гибели Андре было сказано столько страшных слов. И вот теперь этот человек, схватив ее за руку и приблизив свое лицо к ее уху, заговорил свистящим шепотом:
— Не бойтесь! Ради бога, успокойтесь! Я не причиню вам зла! Я обещал вашему другу помочь вам
