разбогатею, — говорил я ей. — Ты и не представляешь, как я буду богат. У меня будет хороший дом и достаточно земли, чтобы прокормить дюжину детишек».

— Она тебе не поверила, — сказала Лидия.

— Нет, — вздохнул он. — Мэдлин не верила в мои силы. Она меня не любила, а возможно, вообще не умела любить. Она продолжала настаивать на версии изнасилования, хотя понимала, что из-за этого я буду вынужден покинуть страну. За несколько дней до отплытия из Калифорнии я услышал, что она собирается выйти замуж за Сэмюела Чедвика. Я слышал о нем, хотя и не был знаком лично. Говорили, что он наткнулся на одно из самых богатых золотых месторождений в Калифорнии, и, насколько помню, мне хотелось убить его за то, что ему так повезло.

— Папа — хороший человек, Ирландец, — сказала Лидия. — Он заслуживает большего счастья, чем дала ему мать.

— Натан мне говорил то же самое. Он сказал, что мне повезло, что я отделался от такой судьбы.

Лидия печально улыбнулась.

— Но она все-таки моя мать. И я не намерена плохо говорить о ней. Она такая, какая есть, и не может стать другой, как и ты не можешь стать другим.

— А что я за человек, по- твоему? — спросил он.

— Грубый, жестокий и обидчивый. Думаю, что ты все еще зол на нее. И еще ты любишь манипулировать людьми.

Ирландец, выслушав ее оценку, лишь втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

— Не забудь еще добавить — мужлан…

— И еще мужлан. Но здесь, в Баллабурне, есть люди, которые готовы на тебя молиться. Молли говорит, что ты щедрый.

Тесс говорит, что ты добрый. Джек говорит, что ты справедливый, и Натан о тебе тоже худого слова не сказал, хоть ты и используешь его в своих целях. — Лидия подвинулась поближе к инвалидному креслу Ирландца. Она опустилась на колени и взяла его руки в свои. — Все это наводит меня на мысль, что либо ты хочешь отомстить Мэдлин через меня, либо испугался, что не понравишься мне, и не знаешь, что делать дальше. — Она заглянула в его глаза. — Ну, что скажешь, Ирландец? Он поморгал, чтобы прогнать выступившие слезы.

— Боюсь, что я испугался до смерти.

Лидия поднесла его руки к губам и поцеловала толстые костяшки.

— Ладно уж, — сказала она. — Всякий может испугаться. Этого нечего стыдиться.

Подъезжая к дому, Натан был голоден как волк. Видавшая виды старая шляпа плотно сидела на голове, защищая от солнца и непогоды. Его одежда пропахла лесом и лугами, эвкалиптовым маслом и овечьим навозом, камфарой и коровами. Увидев свое отражение в гладкой поверхности вод ручья Балбилла, через который переезжал по мосту, он подумал, как удивилась бы Лидия, если бы увидела его сейчас.

Одно можно было сказать с уверенностью: его внешний вид не изменит в лучшую сторону ее мнение о нем.

Он пришпорил коня и перешел на рысь. Хантеру не терпелось поскорее оказаться дома. Он отсутствовал восемь дней, и не проходило дня, чтобы он не скучал по Лидии. Когда он видел коала на эвкалипте или кенгуру, энергичными прыжками преодолевающего густые заросли, то сожалел, что Лидия не может порадоваться или удивиться этому. Ему было жаль, что она не разделяет с ним крышу над головой во время ливня или тепло камелька в темные — хоть глаз выколи — вечера.

Ему не хватало ее вопросов. Он с удовольствием вспоминал как она заставляла его задумываться над тем, что он привык принимать как само собой разумеющееся.

Он мысленно обращался к ней днем и протягивал к ней руки ночью. Ему мучительно хотелось прикоснуться к ней, его преследовал ее нежный аромат.

Конь Натана заржал, вернув его к реальности. Спешившись, он задал животному корм и, оставив его в загоне, направился к дому. Остановившись на пороге кухни, он увидел Лидию. Она наполняла горячей водой большую медную ванну. С ее поверхности поднимался пар. Лидия раскраснелась, кожа ее чуть поблескивала от влаги. Она опустила в воду пальцы и резко отдернула руку, выругавшись себе под нос, а потом добавила в ванну ковшик холодной воды. Он обвел взглядом стройную спинку, узкую талию, вокруг которой был повязан простой белый передник, и нежную округлость бедер. Натан прислонился к косяку двери, которая сама захлопнулась за ним.

— Могу ли я надеяться, что это для меня?

Лидия так и подскочила от неожиданности и инстинктивно заняла оборонительную позицию, выставив перед собой пустое ведро. Хотя страх прошел, сердце у нее еще долго продолжало бешено колотиться.

— Ты меня напугал.

— Сам вижу, — сказал Натан, вглядываясь в ее лицо, по форме напоминающее сердечко, которое состояло из темно-синих глаз и манящих пухленьких губок.

— Это для тебя.

Натан не сразу понял, о чем она говорит. Что для него? Глаза? Губы? Потом он вспомнил, в каком он виде. Для него приготовлена ванна. Тыльной стороной ладони он потер заросший подбородок и виновато улыбнулся. Даже поцеловать ее он пока не может. Оттолкнувшись от косяка, Хантер принялся стягивать с себя плащ.

— Я увидела, как ты переезжал по мосту через ручей, и подумала, что тебе, наверное, захочется принять ванну.

— Даже на таком расстоянии ты разглядела, как ужасно я выгляжу?

— Нет… я просто подумала, что тебе это будет приятно.

— Спасибо, — сказал он, расстегивая рубаху.

— Положи одежду на стул. Я вернусь за ней, когда ты будешь в ванне. Наверху я приготовила для тебя чистое белье, сейчас я за ним схожу.

Натан проводил ее взглядом. Ему вспомнилось, как закончилась их первая встреча в «Серебряной леди», и он прошептал те же слова, которые произнес тогда:

— Ох, Лидди, думаю, что ты лишь отсрочиваешь неизбежное.

— Вы с Ирландцем хорошо ладите, — сказал Натан. Стерев с лица остатки мыльной пены, он отложил полотенце. Под предлогом тщательного осмотра выбритой челюсти на предмет возможных порезов Натан снова посмотрел в зеркало. Однако глаза его остановились на отражении Лидии. Глубоко погруженная в свои мысли, она сидела в кресле-качалке, спокойно сложив руки на коленях, и, казалось, не замечала его.

Натан вгляделся в нее повнимательнее. Ее прекрасные волосы были заплетены в толстую косу, которая была перекинута через плечо на грудь. Ночная сорочка была застегнута на все пуговицы, а халат туго стянут поясом на талии. Она казалась такой строгой и неприступной и, возможно, именно из-за этого особенно желанной.

— Сегодня за ужином я заметил, — продолжал Натан, — что он пребывает в приподнятом настроении.

Только тут Лидия заметила, что Натан с ней разговаривает, и вышла из задумчивости.

— Мы с ним заключили своего рода перемирие, — призналась она.

— Не скромничай, это нечто большее.

— Возможно. Я полагаю, ты доволен достигнутыми успехами?

Натан, в этот момент расстегивавший рубашку, замер.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты прекрасно понимаешь, о чем речь. Ведь не будешь же ты отрицать, что твой отъезд на окраины ранчо был спланирован заранее?

— Не буду. Но ты, видимо, подозреваешь какой-то скрытый умысел? Я думал, что мой разговор с Ирландцем за ужином успокоил тебя. Ты что же, ничего не слышала? А мне показалось, тебя это заинтересовало.

— Разумеется, я все слышала, и, разумеется, меня это интересует, но ты, кажется, умышленно не желаешь меня понять Я хочу сказать, что ты заранее задумал оставить меня с Ирландцем на неделю, потому что тебе важно, чтобы мы с ним лучше узнали друг друга. И перестань делать вид, что ты сделал это исключительно в моих интересах. Да, как ты изволил заметить, мы с Ирландцем хорошо ладим друг с другом. Более того, мне он стал нравиться и мы с ним с удовольствием общаемся. Но это ничего не меняет в наших с тобой отношениях, Натан.

Хантер снял рубашку и повесил ее на крючок, потом уселся на край кровати и принялся стаскивать с ног сапоги.

— Как так не меняет? Насколько я понимаю, в наших отношениях изменилось все. Или ты забыла путешествие на «Эйвонлее»? А пребывание в Самоа? Если так, то мы с тобой по-разному смотрим на вещи.

Несмотря на то что Лидия сидела поблизости от камина, в котором весело потрескивало пламя, ей вдруг стало холодно.

— Это несправедливо, — сказала она. — Ты знаешь, что я ничего не забыла. Но все это было ложью, Натан. Все основывалось на том, что я ничего не помню из того, что происходило раньше. Думаю, нам надо обсудить, как жить дальше.

Как жить дальше. В ее словах ему почудилось что-то зловещее.

— Ты, наверное, много думала об этом за последние дни и уже приняла какое-то решение. Почему бы тебе не поделиться со мной своими мыслями.

Лидии не понравился сарказм, который она уловила в его тоне. Подобрав ноги, она обняла колени руками.

— Я действительно много думала и пришла к выводу, что единственным приемлемым решением является фиктивный брак.

— фиктивный брак? — Натан сделал вид, что задумался — Нет, мне это не подходит.

— Но ты даже не обдумал этот вариант, — с упреком сказала Лидия.

Он пожал плечами:

— Угадала. И знаешь почему? Потому что это еще более безумное решение, чем все то, что придумывал Ирландец. Неужели ты и впрямь веришь, что я ночь за ночью буду лежать рядом с тобой, не прикасаясь к тебе, или что ты сама не захочешь меня? Я не монах, Лидия, и никогда им не стану. А ты, видно, совсем не помнишь, как мы плыли на «Эйвонлее», если думаешь, что выдержишь такую жизнь.

Его слова пробудили воспоминания, от которых Лидии снова стало жарко.

— Я все помню, — сказала она. — И поэтому считаю, что нам разумнее всего иметь отдельные спальни. Перед отъездом ты и слышать об этом не пожелал. Я не могу выдворить тебя отсюда силой, но могу сама перейти