двигатель этого дела. Найдите Ролли, и вы получите полную информацию об Объекте. В том числе, скорее всего, и похищенную «решетку». Мы несколько минут перекидывали эту кость туда и обратно, причем я раздражался все сильнее (поскольку не сомневался, что «решетку» похитила лже-Миранда). Наконец Браун напомнил, что наши преследователи сейчас наверняка курсируют по окрестностям, расспрашивая, не видел ли кто-нибудь наш «мерседес», а поскольку такие машины не часто встречаются на здешних дорогах, то противник очень скоро снова сядет нам на хвост.
Пол предложил Крозетти вернуться в гостиницу и попросить у Марча разрешения изучить бумаги; остановиться он может в одном из тех самых «вполне приличных отелей». Марч не возражал, и мы оставили Крозетти с ним. Я испытал чувство облегчения, поскольку этот человек по-прежнему раздражал меня. Я сказал об этом Полу, и он спросил: почему? На него Крозетти произвел впечатление сдержанного и спокойного человека. Пока мы ехали на север, этот парень произнес не больше нескольких слов.
— Не нравится он мне, — ответил я. — Типичный мелкий позер.
— Ты должен обращать внимание на людей, раздражающих тебя, — сказал Пол.
— Как прикажешь это понимать?
— Думаю, ты и сам знаешь, — произнес он мерзким самоуверенным тоном, к которому иногда прибегал; словно голос с небес.
— Хм-м-м… тебе не приходит в голову мысль о другом мелком позере, только не киносценаристе, а актере? Вот только у этого последнего была не такая счастливая семья, как у Крозетти, не такая любящая мамочка, не такой героический папочка…
— По-твоему, я
— Ты когда-то решил, что лучше действовать наверняка, и поступил на юридический факультет вместо того, чтобы попробовать заняться тем, чего на самом деле хотел. И вот теперь ты видишь парня из хорошей любящей семьи, имеющего мужество следовать за своей мечтой…
— Это ни в какие ворота не лезет.
— К тому же ты фактически обвинил его в попытке соблазнить твою жену. Более того — ты подталкивал его к этому. Прямо перед тем, как устроил погром в баре отеля и уложил бармена в больницу.
— Не делал я ничего подобного! — невольно вырвалось у меня.
— Знаю, знаю, ты уверен, что не делал, но в действительности еще как делал. Бывало у тебя когда- нибудь прежде столь сильное похмелье?
— Ох, спасибо! Уверен, в подвале твоей церкви собираются «анонимные алкоголики», и мне там самое место.
— Нет, я не думаю, что ты пьяница. По крайней мере, пока. Хотя три пинты крепкого английского пива — многовато для середины дня.
— Я человек крупный, — сказал я слегка неуверенно, поскольку фрагменты ужасных воспоминаний начали возвращаться ко мне.
Обычно я не напиваюсь… А-а, черт с ним.
В Дарден-холл мы приехали около четырех. Небо набухло влагой, удивительно короткий для осени день почти подошел к концу, и фары нашей машины высвечивали кучи листьев на подъездной дороге. Дарден-холл недавно перешел под юрисдикцию Национального треста по охране памятников. После смерти последнего барона Рита в 1999 году в здании начали реставрацию и пока не открыли его для публичного обозрения. Мы заранее позвонили и договорились о встрече с хранительницей музея — мисс Рэндольф.
Дом осыпался и шел трещинами, напоминая фильмы ужасов, время суток и погода добавляли сходства. Средняя часть здания относилась к началу семнадцатого столетия, два флигеля — к георгианской эпохе, фасад украшали викторианские безделушки. Перед домом мы встретили рабочего на крошечном тракторе, и он направил нас к двери, что была когда-то входом для слуг. На наш стук ответила крепкая женщина сильно за сорок, типичная англичанка, в очках с половинками стекол, в твидовой юбке и двух кардиганах — последнее весьма предусмотрительно с ее стороны, поскольку в доме стоял такой холод, что от дыхания шел пар. Самоотверженно жужжал маленький электрический камин, но, очевидно, толку от него было мало. Это кабинет бывшего дворецкого, объяснила она, единственная обитаемая комната в доме и ее штаб-квартира. Она спросила, чем может помочь нам, и я ответил:
— Мы здесь, чтобы увидеть графа Дракулу.
Она усмехнулась и ответила:
— Да, все так говорят. Или вспоминают о крестьянах, приходивших к Франкенштейну. Слишком много готических романов и фильмов, но, я думаю, во всей этой чепухе что-то есть. Полагаю, даже в девятнадцатом столетии, когда казалось, что эти дома построены на века, писатели понимали — с ними что-то не так, они находятся на месте ужасных страданий. Что и проявилось в готических рассказах.
— И на каких страданиях построен этот дом?
— Ну, судите сами. Первый лорд Данбертон украл его при попустительстве Генри Восьмого у каких-то монахинь-бенедиктинок, у которых здесь была благотворительная больница. Лорд, естественно, благотворительностью не занимался, и впоследствии Данбертоны сколотили состояние на сахаре и рабах. Они вкладывали его в георгианские дома, а позже занимались каменным углем и газом, имели собственность в Ноттингеме и Ковентри. Никто из них никогда не работал, а жили они как императоры. Но…
— Что? — спросил Пол.
— Это трудно объяснить. Идемте со мной, я вам кое-что покажу.
Следом за ней мы покинули офис и пошли по коридору, тускло освещенному пятнадцативаттными лампами в настенных подсвечниках. По сравнению с комнатой дворецкого тут было холодно, как в могиле, подумал я. Сырой холод, вполне в готическом духе. Она открыла дверь и повернула выключатель. Я изумленно открыл рот.
— Это обеденный зал начала семнадцатого столетия, позже он стал комнатой для завтрака. Превосходный образец обшивки ореховым деревом, не говоря о резьбе на буфетах и паркетных полах. Только вглядитесь в детали! Выдающиеся английские мастера сделали это для бандитов, не способных отличить панельную обшивку от стен овечьей пещеры. Что в таком случае заставляло мастеров вкладывать душу в свою работу? Любовь, вот что. И я уважаю их и занимаюсь сохранением этой красоты. Идем дальше, еще не все.
Следующая комната представляла собой бальный зал.
— Посмотрите на потолок. Джакомо Кваренги, примерно тысяча семьсот семьдесят пятый год, Британия правит морями. Вон она в своей колеснице-амфибии, влекомой дельфинами, и вдоль границы стоят представители других народов, выражая ей почет и уважение. Сама комната просто райская. Посмотрите на пропорции! На окна! На паркет! Никто и никогда не построит больше такого дома, хотя в стране есть люди, могущие купить любого лорда Данбертона за счет своих карманных денег. Значит, из мира ушло что-то чудесное, и я хотела бы знать почему.
— Я тоже, — сказал Пол. — Мне знакомо это чувство. Я часто испытываю его в Риме. Коррупция и безнравственность, разрушение истинной веры, но все-таки… какие великолепные вещи они делали!
После этого они ударились в оживленную болтовню о Риме и эстетике, а я разглядывал Британию и пытался идентифицировать изображенных рядом людей. Потом мы вернулись в чуть более теплый офис, к проблемам сегодняшнего дня. О них рассказал Пол, уже успевший установить доверительные отношения; кроме того, на нем было церковное облачение, а у кого не возникнет доверия к священнику? Когда он закончил, мисс Рэндольф спросила:
— Значит, вы проделали этот путь из-за судебной ошибки? Пошли по следам Булстроуда в надежде, что ухватитесь за ниточку и она приведет к его настоящему убийце?
— В том числе, — сказал Пол. — Вы помните его визит сюда?
— О, конечно помню. Здесь не так часто бывают посетители, с которыми можно говорить о чем-то ином, кроме футбола и цен на бензин. Боюсь, я тогда вцепилась в них и заболтала до умопомрачения. Как
