Изучая заметки в своей записной книжке, касающиеся следующего дня, я обнаруживаю, что утренние встречи вычеркнуты, и припоминаю, как после практически бессонной ночи позвонил мисс Малдонадо, попросил ее отменить эти встречи, перенести их на другое время и задал один важный вопрос, на который она ответила «да». Мисс Малдонадо всегда делает две копии абсолютно всего, она Принцесса Ксерокса, и, конечно, она скопировала рукопись Брейсгедла. Потом позвонил Омар, умоляя вызволить его из больницы, что я и сделал. Он с радостью сел за руль и в больничном тюрбане, с перевязанной головой, еще больше обычного напоминал своих предков, обитателей пустыни. Он с гордостью сообщил мне, что у него есть другой пистолет, но выведывать подробности я не стал.
По дороге мы забрали из офиса копии Брейсгедла и поехали на север, в Гарлем. Я снова расспрашивал Омара о ночных событиях, но он не смог добавить ничего, только извинялся за то, что позволил ударить себя и вывести из игры. Он сказал, что не представляет себе, как кто-то сумел проникнуть в лофт и незаметно подобраться к нему; я тоже не мог себе этого представить — еще одна тайна в добавление к тем, что окружали это дело.
Место, куда мы ехали тем утром, находится на перекрестке Сто пятьдесят первой улицы и бульвара Дугласа и представляет собой группу многоквартирных зданий. Они принадлежат моему брату Полу, но неофициально, поскольку по документам он не владеет ничем. Несколько лет назад он на распродаже приобрел их сгоревшие остовы — тогда здания такого типа поджигали почти ежедневно — и восстановил их, превратив в то, что называет «городским монастырем». Пол — священник-иезуит, и, возможно, кого-то это сообщение удивит, поскольку выше я говорил, что он бандит и сидит за решеткой. В нем по-прежнему есть что-то от бандита, и именно поэтому после исчезновения Миранды я поехал к нему. Он глубоко постиг суть насилия.
Одним из глубочайших потрясений моей жизни было открытие, что Пол умен и, скорее всего, во многих отношениях умнее меня. В нашей семье у каждого имелась своя роль: Мириам — глупая красотка, я — умный, а Пол — хулиган, «паршивая овца». В школе он никогда не делал домашних уроков, вылетел оттуда в семнадцать и, как я уже говорил, за вооруженное ограбление отсидел двадцать шесть месяцев в Оберне. Нетрудно представить себе, какая судьба ждет симпатичного, светловолосого белого мальчика в Оберне. Обычно выбор таков: тебя насилуют или все, кто пожелает, или один из авторитетов. Пол предпочел второй вариант, как более здоровый и безопасный. Он покорно выполнял желания этого ублюдка — пока в конце концов не смастерил нож, однажды ночью напал на своего спящего «покровителя» и нанес ему множество ударов, по счастью, не смертельных. Оставшуюся часть тюремного заключения Пол провел в одиночке, рядом с растлителями малолетних и мафиози-информаторами. Там он стал читать, что мне доподлинно известно, потому что именно я каждый месяц по его просьбе посылал ему посылки с книгами. Удивительно, но на протяжении двух лет он проделал путь от дешевой фантастики до вполне доброкачественной, а затем пришел к философии, истории и, в конце концов, теологии. Ко времени освобождения он уже читал Кюнга и Ранера.[57]
Выйдя на свободу, он тут же поступил в армию, поскольку никаких других перспектив не имел и хотел получить образование. Это произошло в разгар Вьетнамской войны, и военные тогда были не слишком разборчивы. Думаю, в нем проснулись гены дедушки Стифа, потому что он оказался примерным солдатом: воздушно-десантные силы, спецотряд, серебряная звезда. Почти все два года он прослужил в Шанском нагорье, как у нас называют спорный регион, где сходятся Лаос, Вьетнам и Камбоджа, в компании горцев — как Марлон Брандо в «Апокалипсисе сегодня». Его комментарий о пережитом тогда свелся к одной фразе: «Все было точно как в том фильме».
Достаточно странно, что этот ужас превратил его не в монстра, а в кого-то вроде святого. Он начал ходить в церковь Святого Иоанна, а потом записался к иезуитам. Когда он сказал мне об этом, я подумал, что он шутит. Я не мог представить себе Пола священником, а еще меньше — иезуитом, но это лишь подтверждает тот факт, как мало мы знаем о наших близких. Как уже сказано, я был потрясен.
Итак, он вернулся в Нью-Йорк с идеей создать в трущобах что-то вроде колонии и осуществил свое намерение. Но поскольку это был Пол и с учетом иезуитских традиций, все у него получилось немного шиворот-навыворот; во всяком случае, с Джейн Аддамс[58] его никто не путает. Я сказал, что он стал святым, но одновременно остался бандитом. В святцах таких типов пруд пруди. Прежде всего, основатель ордена, к которому принадлежит Пол.
Его теория такова: наша цивилизация вступает в темную эпоху, и в городских гетто уже заметны следы этого. По его словам, темные времена есть следствие того, что цивилизация и культура утрачивают историческую память, а правящие классы не хотят расплачиваться за свою цивилизованную жизнь. Подобная судьба постигла Рим. По мнению Пола, когда наступит крах, бедняки переживут его лучше, чем господа: у них меньше потребностей, они отзывчивее и памятливее. Вот почему Иисус предпочитал их.
Да, похоже на чистое безумие. Но когда я вижу, насколько беспомощны мои сограждане, представители среднего класса и выше, как рабски они зависят от электричества, газа и услуг работающих на них невидимых миллионов, как не любят они честно платить по счетам, когда я вижу нашу абсурдную приверженность к обнесенным высокими оградами закрытым районам, наши «хорошие дома» и нашу некомпетентность во всем, кроме манипулирования брендами, я нередко думаю, что в словах Пола есть смысл.
В итоге он создал, под видом церкви и школы, некое подобие средневекового аббатства. Оно состоит из трех зданий или, точнее, из двух зданий и пустого пространства между ними — там когда-то стояли трущобы, полностью уничтоженные огнем и снесенные. От улицы строение отделено стеной с воротами, куда мы с Омаром тогда и вошли. Ворота всегда открыты. (Лимузин мы оставили на улице, и я не сомневался, что никто не тронет его — таким уважением пользуется это место.) На месте снесенного дома сейчас нечто вроде крытой аркады с зеленым садом, маленькой террасой, фонтаном и детской площадкой. Одно из зданий — школа, там же живет часть учеников, а в другом расположены офисы, общие спальни и мастерские. Здесь также находится община «Ковчег», объединяющая людей, которые живут вместе с нетрудоспособными инвалидами и заботятся о них. Еще здесь есть медицинская клиника и бесплатная католическая столовая для бедных. Как обычно, тут царил хаос: безумцы и калеки ковыляли по своим делам, проходящие реабилитацию гангстеры в просторных робах занимались различными видами работ, а между теми и другими носились школьники в аккуратных формах. Ну чем не Средневековье? Омар всегда чувствует себя здесь как дома.
В сложившейся ситуации я пришел именно к Полу, потому что его ум заточен на такие вещи; пожалуй, отчасти в духе нашего папы. По сравнению с ним я младенец, и хотя меня нередко раздражает то, что я завишу от брата в подобных вопросах, время от времени я обращаюсь к нему. Пол говорит, это хорошо для моей души.
Мы нашли его в подвале школьного здания, где он обсуждал с поставщиками установку бойлера. На нем был голубой комбинезон, очень грязный, но на Поле даже грязь выглядит хорошо. На мой взгляд, он мало изменился с тех пор, как почти двадцать пять лет назад я встретил его в аэропорту после возвращения из армии; разве что волосы стали длиннее. Он все еще похож на Рутгера Хауэра из «Бегущего по лезвию бритвы». Или на вербовочный плакат СС. При виде нас он расплылся в широкой улыбке, блеснув в полумраке подвала ослепительно белыми зубами, и по очереди обнял обоих. Бросив поставщикам несколько слов и оставив их заниматься своим делом, он повел нас к себе в кабинет: крошечную комнатку с видом на террасу и детскую площадку. Конечно, в первую очередь его интересовало, что стряслось с головой Омара. Думаю, он любит Омара больше, чем меня. Нет, это неправда, но пусть здесь все так и останется. Пол любит меня, и это сводит меня с ума. Я же часто веду себя с ним по-свински, но ничего не могу с собой поделать. Думаю, это кровь Иззи вскипает во мне, наполняя надменным презрением.
После того как Пол выслушал подробный отчет о случившемся с Омаром, а также скучные подробности о его семье и мытарствах со страховкой, Омар извинился и сказал, что пришло время полуденной молитвы. Едва он ушел, как прибежал с сообщением симпатичный негритенок, просто прелестный в своей школьной форме: яркая куртка вроде тех, что носят моряки, серые брюки, белая рубашка и галстук в черную и белую полоску. Когда он ушел, я закатил глаза и спросил:
— Теперь ты можешь иметь любого из них? Розовые ягодицы в тусклом свете святых лампад…
— Спасибо, но оставшийся у меня пыл вполне удовлетворяют монахини постарше. — Он улыбнулся. — Кстати, о сексуальных излишествах. Ты, кажется, снова впутался во что-то со своей очередной женщиной? Кто такая эта Миранда?
