внезапно говорит, я слышал, что твоя мать была папистка и дочь предателя-паписта. Что скажешь на это? Я очень удивился и рассердился, но скрепил себя и сказал, что, может, одно время она и была, но раскаялась в своей ошибке, а потом всю жизнь была верной протестанткой. Он спросил, была ли она происхождением Арден из Уорвикшира, и я ответил: да. И он сказал, что это спасает тебя от виселицы, парень, потому что моему лорду Данбертону нужен кто-то вроде тебя, чистый верой, но имеющий папистские связи, в особенности те, которые были у семьи твоей матери. И тут он спросил, ты когда-нибудь видел, как разыгрывают пьесу?

Я сказал, нет, ведь это не очень хорошие вещи? Да, говорит он, они даже хуже, чем ты думаешь. Потому что актеры при белом свете дня на самом деле готовят измену. Как, спросишь ты? Тремя способами. Во-первых, представления портят умы и души людей, показывая им непристойные действия, такие как убийство, воровство, насилие, сквернословие, блуд. И те, кто смотрит и слушает, могут начать подражать им, и тогда в стране наступит беспорядок, а души людей будут гореть в аду. Дальше, эти представления отвергают Божий закон, потому что показывают мальчиков наряженными как женщины, что само по себе грех, но гораздо хуже то, что они разжигают похоть Содома, чему, не сомневаюсь, актеры предаются сами, за что им заказан путь на небеса. И третье, самое худшее, что это всего лишь маска для папистских изменников. И он повторяет, маска, всего лишь маска.

И он продолжает: потому что, ты ведь знаешь, Римский Развратник очень любит богатые представления, и шелковые костюмы, и мальчиков, одетых как женщины, чтобы ослеплять людей и отвращать их от истинного поклонения Христу. Чем их мессы, где они бормочут всякую тарабарщину, отличаются от пьес? Теперь мы запретили эти мессы, но разве не пытаются они другими способами отвратить народ от веры? Что же, говорю я, выходит, актеры тайные паписты, так вы считаете? Нет, говорит он, они тоньше, они коварнее. Теперь что ты скажешь, если я сообщу тебе, что на свободе сейчас ходит человек, главный из этих актеров, который, пункт первый: придумывает, как втайне оклеветать истинную религию. Пункт второй: чей отец был папистом, много раз оштрафованным за то, что не ходил в протестантскую церковь, и чья мать родом из семьи, уже давно осужденной за стойкое неподчинение законам протестантизма, и, без сомнения, сам он тоже папист. Пункт третий: он вероломно участвовал в заговоре графа Эссекса, который восстал против нашей последней полновластной королевы, и делал это, показывая своим сторонникам в утро восстания пьесу о Ричарде Втором как вдохновляющий пример измены и убийства монарха. Еще тогда его должны были взять, но не взяли, поскольку есть могущественные люди, и они защищают его, чтобы у них лопнули глаза. Что ты скажешь о таком человеке? Ну, я и сказал (потому как понимал, что сейчас это единственный возможный ответ): в Тауэр его, он ни часа не должен ходить на свободе.

Тут он улыбнулся холодной улыбкой, говоря, ты сказал правду, парень, однако сейчас в королевстве непорядок, и мы не можем сделать этого, нет, пока нет. Видишь ли, король окружил себя не Божьими людьми, а похотливыми испорченными фаворитами, а именно лордом Рочестером и другими подобными, из них многие близки к папистам, как твоя рубашка к телу. Они развлекаются такими суетными вещами, как представления на сцене: даже у самого короля есть труппа актеров, и он заказывает пьесы, чтобы они воплощали его фантазии. Тот, о котором я рассказал тебе, главный среди этих мошенников.

Теперь, говорит он дальше, у нас есть принц Генри, добрый протестант из всех, когда-либо преломлявших хлеб, серьезный, мудрый не по годам, и его отец король не придумал ничего лучше, как женить его на папистской принцессе. Мы не можем вынести, чтобы такое случилось в нашей стране, потому что тогда в Англии погибнет Божья церковь и довершится то, что король уже начал со своими развращенными и безбожными епископами. Поэтому мой лорд Д. и другие дворяне истинной веры, размышляя над этими прискорбными вещами, придумали план и уже давно искали кого-то, кто привел бы его в исполнение. И наконец нашли его.

Кого, спрашиваю я? Тебя, говорит он. Услышав это, я сильно перепугался и спросил почему. Вот как он объяснил это: ты знаешь, что мать короля была злонравная папистка, изменница, королева Мария Шотландская, справедливо казненная нашей последней королевой. Короля давно терзает, что все добрые англичане презирают его мать и, возможно, думают так: яблоко от яблоньки недалеко падает. Поэтому он был бы счастлив увидеть пьесу, где королева Мария представлена доброй женщиной, которую несправедливо обидели. Что, если он прикажет тому мошеннику, о ком я тебе говорил, написать такую пьесу? Что тогда будет, парень?

Шевели мозгами, Дик, говорю я себе, поскольку ты полностью во власти этого человека. И я сказал, что все добрые протестанты в королевстве этого не потерпят и будут злословить. Он говорит, ага, вот почему король этого не делает. Но предположим, кто-то притворится, будто служит у знатного лорда, даже тайного советника, и пойдет к этому, который пишет пьесы, и скажет, меня послал его величество. Напиши такую пьесу, и король щедро вознаградит тебя. И предположим, пьеса будет написана, и предположим, разыграна перед королем и его двором. Что, по-твоему, тогда произойдет? Ты должен знать, что никакая пьеса не может быть разыграна без лицензии, их выдает начальник по развлечениям. Однако такая пьеса в жизни не получит лицензии, иначе это будет стоить головы тому начальнику. Предположим дальше, что у нас есть печать для этого и мы можем снабдить нашего мошенника поддельной лицензией, и тогда он и в самом деле напишет такую пьесу. И что, как ты думаешь, случится?

Ну, думаю, тогда ему конец, говорю я. Правильно думаешь, парень, сказал он и засмеялся, но безрадостно. Ему конец и всем этим проклятым пьесам тоже. Но мало того: в королевстве, как ты сказал, начнут злословить, что король хочет представить свою мать как добрую женщину, несправедливо казненную королевой Елизаветой, которая в этой пьесе будет показана как подлая интриганка. Повсюду начнется волнение, дескать, король отрекается от истины, а этого мошенника, о каком я говорил, схватят и будут пытать. Ох, да, я увижу это собственными глазами: и под пыткой он назовет имена других заговорщиков, придумавших это надругательство, а именно прежде всего Рочестера и всех остальных, кто хочет женить нашего принца на папистском отродье. Они будут обесчещены, отвергнуты всеми, и папистскому браку не бывать. Что думаешь об этом?

Сэр, говорю я, план сильный, так мне кажется, но я снова вас спрашиваю, почему выбрали Дика Брейсгедла? Он говорит, потому что тот, на кого мы нацелились, из рода Арденов, и ты тоже, ты родственник или можешь считаться им, и ты при необходимости можешь притвориться, что тоже наполовину папист, как и он. Выходит, если лорд Рочестер захочет послать к нему тайного посланца, то лучше тебя никого не найдет. Вспомни, все это надо проделать втайне, или тебе конец. Мой лорд желает преподнести королю новую пьесу в день его рождения. Теперь отвечай, ты наш человек?

На это был единственный ответ, если я хотел когда-нибудь выйти на свободу. И я сказал, да, и он заставил меня поклясться ужасной клятвой на Библии и предупредил, что даже могила моя будет проклята, если я их предам. Потом я спросил, а как зовут того человека, и он сказал: Уильям Шакспир. Это был первый раз, когда я услышал его имя.

На следующую ночь в темноте меня освободили и лодкой доставили из Тауэра вверх по реке в огромный дом на Стрэнде, принадлежащий лорду Данбертону, и представили лорду, очень важному толстому человеку, обремененному множеством важных дел. Однако он принял меня по-доброму, сказал, что я сделаю великое дело для Англии, если нам удастся исполнить то, что мы задумали. Но в конце у нас ничего не получилось, Бог в своей великой мудрости пожелал другого, и в последующие годы я часто думал, что, если бы мы добились всего, чего хотели, может, нынешние раздоры, которые опустошают нашу несчастную страну, были бы остановлены. Однако что я такое? Жалкая пешка на доске. Истинно сказано, нам не дано понимать Его великие замыслы. Аминь.

Несколько недель я оставался в Данбертон-хаусе. Кормили хорошо, одевали еще лучше, но спиртного не давали. Целыми днями мистер Пиготт учил меня читать и писать сообщения шифром, и он был изумлен, как хорошо я в этом преуспел. Я рассказал ему, что навострил свой ум, когда много лет назад занимался математикой, а шифр — это ведь почти то же самое. Он был очень мной доволен. Я читал и перечитывал книгу «Трактат о шифрах», написанную французом, но переведенную на английский сэром Порта де Фуртивасом, очень искусная работа, и еще изучал, как применять решетки мистера Кардано. Это занятие так мне нравилось, что я засиживался за полночь, поскольку в Данбертон-хаусе свечей было сколько хочешь. И спустя несколько недель мистер Пиготт изумился еще больше, потому что я придумал новый шифр, какого он в жизни не видел. Он сказал, ну, Папа его в жизни не разгадает.

После он начал натаскивать меня, говоря много слов подряд, чтобы я запоминал их и записывал в