ордера вели широкие ступени.
В холле на первом этаже он спросил мистера Феридэя, клерка, с которым разговаривал по телефону. Учтивый и предупредительный мистер Феридэй должным образом зарегистрировал посетителя, попутно ознакомив его с порядком работы суда.
– Не хотите ли осмотреть здание? Был полдень, коридоры казались вымершими.
– С удовольствием.
Они двинулись вперед мимо плотно затворенных кабинетов.
– Апелляционный суд состоит из пятнадцати членов, – сказал Феридэй, вышагивая по гулкому мраморному полу. – Их апартаменты находятся слева и справа от нас. В настоящее время три позиции вакантны, личности кандидатов проходят проверку в Вашингтоне. – Царившая вокруг тишина подчеркивала значимость его слов.
Чиновник ступил в главный зал – пугающе огромное помещение с расставленными полукругом у дальней стены пятнадцатью креслами.
– По большей части дела рассматривают комиссии из трех судей, мы называем их триумвиратами, хотя в отдельных случаях вопрос решается a corpore[17]. – В его голосе звучало благоговение.
Кресла располагались на специальной кафедре, так что приглашавшимся в зал юристам приходилось смотреть на синклит снизу вверх. Стены зала украшали панели из мореного дуба и полированного гранита, окна были скрыты за тяжелыми ткаными портьерами, в углах – бронзовые канделябры. Интерьер выглядел торжественным, но в меру, старомодным, но не кричаще. Адам поневоле ощутил, что робеет.
– Суд, – проговорил мистер Феридэй, обращаясь как бы к зеленому первокурснику, – крайне редко заседает a corpore.
Здесь в шестидесятых и семидесятых годах принимались важнейшие решения, которые обеспечили истинную свободу гражданам великой страны. С портретов на Адама пристально смотрели отошедшие в мир иной вершители правосудия.
Окруженный этим великолепием, он искренне надеялся, что никогда в жизни не ступит больше сюда ногой, во всяком случае, как адвокат, представляющий интересы своего клиента.
Следующим на их пути стал Западный зал, чуть меньше первого, но почти такой же внушительный. В его стенах, пояснил мистер Феридэй, работают члены триумвирата.
* * *
По проходу между рядами, предназначенными для публики, оба мужчины прошли к кафедре – она была чуть ниже предыдущей.
– Слушания начинаются ровно в девять, каждое утро. Ваше дело несколько необычно, поскольку речь в нем идет об уже объявленном приговоре. – Согнутым пальцем Феридэй указал на последний ряд кресел. – К часу дня займете место вон там, дождетесь, когда клерк объявит имена истца и ответчика. Затем вы подойдете к барьеру, опуститесь за этот стол. – Ладонь его легла на крышку стола. – Вы будете первым, в вашем распоряжении двадцать минут.
Все это Адам знал, однако слова Феридэя действовали на него успокаивающе.
На краю кафедры прямо перед столом торчало нечто весьма напоминавшее светофор.
– Не спускайте с него глаз, – назидательно сказал Феридэй. – Это своеобразный таймер, и он чрезвычайно важен. Среди людей посвященных ходят жуткие истории о велеречивых ораторах, которые забывали в порыве воодушевления о его сигналах. Бедняги! Пока вы говорите, горит зеленый, двадцать минут. Желтый предупреждает: пора заканчивать. Но когда вспыхивает красный, обрывайте себя на полуслове и садитесь. Все очень просто. Готов ответить на ваши вопросы.
– Кто входит в триумвират?
– Макнили, Робишоу и Джуди. – Имена прозвучали так, будто Адам был лично знаком со всеми тремя. – Рядом расположена комната отдыха, а на третьем этаже библиотека. Подходите сюда примерно без десяти час. Что-нибудь еще?
– Нет, сэр. Благодарю вас.
– При необходимости найдете меня внизу. Удачи вам. Они пожали друг другу руки, и Адам остался один.
* * *
Ровно без десяти минут час Адам через массивные дубовые двери вошел в Западный зал. Поле было уже готово к битве. В первом ряду кресел за барьером восседал генеральный прокурор Стив Роксбург вместе со своими приближенными. При виде Адама воинство зашепталось, отдельные его представители выдавили из себя улыбку. Усевшись у прохода, Холл даже не кивнул им.
За спинами помощников и консультантов генерального прокурора он увидел Лукаса Манна. Тот поднял голову от газеты и приветственно махнул рукой. У Адама полегчало на душе. Одет был Манн, как обычно, в жесткие от крахмала хаки и немыслимо яркой расцветки галстук. Чувствовалось, что обстановка в апелляционном суде нисколько его не смущает, что он сознательно выбрал место подальше от Роксбурга. В конце концов, Лукас являлся штатным юристом Парчмана и прибыл сюда лишь для того, чтобы исполнить свой долг. Если высокий суд примет решение об отсрочке и Сэму не придется войти через две недели в газовую камеру, Манн будет только доволен. Адам помахал ему в ответ.
Люди Роксбурга поменялись местами, сгруппировавшись вокруг Морриса Хэнри. Доктор Смерть терпеливо втолковывал что-то своим менее смышленым соседям.
Адам набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул, пытаясь ослабить сковывавшее его напряжение. В желудке у него урчало, колени не гнулись, успокаивала лишь одна мысль: пытка продлится не более двадцати минут. За такое время можно выдержать что угодно. Раскрыв блокнот, он заставил себя думать о Сэме – не расисте и убийце, а клиенте, беспомощном старике, ожидающем страшной казни. Эти двадцать минут принадлежали Сэму, и его адвокат должен был использовать их с максимальной эффективностью.
В глубине помещения хлопнула тяжелая дверь. Адам поднялся. Ступивший на кафедру бейлиф объявил о начале слушания. За бейлифом следовали три фигуры в черных атласных мантиях: Макнили, Робишоу, Джуди. У каждого по толстенной папке, лица судей абсолютно бесстрастны. Все трое опустились на стулья с высокими кожаными спинками и обвели взглядами зал.
– Слушается дело “Штат Миссисипи против Сэма Кэйхолла”, – возгласил бейлиф. – Прошу представителей истца и ответчика занять свои места.
Адам нервно проследовал к барьеру. Уверенной поступью за ним прошагал Роксбург. Помощники генерального прокурора, равно как и Лукас Манн, остались сидеть. Помимо них, в зале присутствовали еще человек десять. Позже Адам узнал, что это были журналисты.
Председательствовала на слушаниях Джуди, точнее, досточтимая Т. Эйлин Джуди, молодая уроженка Техаса. Почти шестидесятилетний Робишоу был из местных, а глубокий старец Макнили тоже оказался родом из Техаса. Вкратце напомнив аудитории суть дела, Джуди деловито осведомилась:
– Вы готовы, мистер Холл?
– Да, ваша честь, – высоким от волнения голосом ответил Адам и устремил взгляд на “светофор”.
Вспыхнул зеленый свет. Пора! Ощущая на себе строгие взоры судей, Адам откашлялся и ринулся в атаку.
В течение пяти минут он, старательно избегая зрительного контакта со слушателями, слово в слово повторял доводы, изложенные в тексте протеста. Судьи сдержанными жестами смахивали с лиц кружившие по залу тончайшие ниточки паутины – стоял как-никак конец июля.
– Мистер Холл, боюсь, все это нам уже знакомо, – с некоторым раздражением в голосе заметила Т. Эйлин Джуди. – Грамоте нас научили еще в школе.
Мистер Холл воспринял замечание как должное. Адам же подумал: “В моем распоряжении двадцать минут, и даже если бы я половину этого времени читал алфавит, вам бы следовало меня выслушать”. Но в состязательном процессе подобные колкости считались нормой.
– Да, ваша честь.
Стандартное обращение не указывало, слава Богу, на принадлежность судьи к какому-либо полу.