– Так… Общее еврейство. Любил черномазых. Когда с севера понаехали радикалы, начали вести здесь свою идиотскую агитацию, бросился к ним в объятия. Пиндер участвовал в бойкотах и, как мы подозревали, давал деньги на всякие акции.

Делая торопливые записи, Адам пытался переварить услышанное. Удавалось ему это с трудом, разум отказывался верить. Может быть, в конечном итоге смертная казнь не такая уж плохая штука?

– Вернемся в Гринвилл. Где располагалась кофейня?

– Не помню.

– Ее название?

– Мальчик, это было двадцать три года назад. Она ничем не отличалась от других. Обычный торчок.

– Но находился этот торчок на автостраде номер 82?

– Наверное. А что ты собираешься делать? Броситься на поиски толстой поварихи и официантки? Мой рассказ вызывает у тебя сомнения?

– Да. Твой рассказ вызывает у меня сомнения.

– Почему?

– Потому что ты не хочешь объяснить, где научился обращаться с часовым механизмом.

– В гараже позади собственного дома.

– Это который в Клэнтоне?

– Точнее, который под Клэнтоном.

– Кто же тебя учил?

– Я сам. У меня имелась тоненькая брошюрка с рисунками и схемами. Там все было расписано по шагам, ничего сложного.

– Сколько раз ты использовал часовой механизм? Я имею в виду до Гринвилла?

– Один.

– Где? Когда?

– В лесу, неподалеку от дома. Взял с собой пару трубок Динамита, ну и остальную дребедень, отыскал полузасохший Ручей. Бомба сработала великолепно.

– Еще бы. А теорию ты постигал в гараже.

– Совершенно верно.

– В собственной лаборатории.

– Называй как угодно.

– Пока ты сидел в тюрьме, агенты ФБР тщательнейшим образом обыскали дом, гараж, постройки на участке, но нигде не обнаружили и следа взрывчатых веществ.

– Может, им не хватило смекалки. Может, я проявил предусмотрительность.

– Или, может, бомбу установил другой, тот, у кого действительно имелся опыт.

– Мне искренне жаль, но ты ошибаешься.

– Сколько времени ты пробыл в кофейне?

– Долго. Часы показывали уже почти шесть, а взрыва все не было. Я вышел, сел за руль и проехал мимо офиса Крамера. На улицах появились первые прохожие. Поскольку я не хотел, чтобы на меня обратили внимание, пришлось отправиться в соседний городок, Лейк-Виллидж, это в Арканзасе. Около семи утра вернулся в Гринвилл, солнце уже поднялось, везде снуют люди, а взрыва нет и нет. Войти в офис, как ты понимаешь, я не мог. Расхаживал по улицам, вслушивался, но ничего не происходило.

– Ты видел, как Крамер с детьми прошел в контору?

– Нет. Свернув за угол, заметил его машину и подумал: черт! В голове все перемешалось. А потом мелькнула мысль: какого дьявола, ведь он еврей и успел за свою жизнь наделать немало пакостей. Почему-то вспомнились его секретарши и сотрудники, которые уже вполне могли прийти на работу. Я взглянул на часы, было без двадцати восемь. Решил позвонить в офис, сообщить Крамеру о заложенной в кладовке бомбе. Если бы он мне не поверил, предложил бы ему пойти и посмотреть собственными глазами.

– Почему же ты этого не сделал?

– В карманах не нашлось ни монетки. Всю мелочь оставил на чай официантке, а обращаться куда- нибудь в магазин не хотелось. Признаюсь, в тот момент я здорово нервничал, руки тряслись, и вид мой мог запросто вызвать у прохожих подозрения. Чужак в крошечном городке, где жители знают друг друга в лицо. Человек посторонний наверняка им запомнится. У офиса Крамера я остановился на противоположной стороне улицы, возле газетного киоска. Помню, продавец подал мужчине газету и пригоршню монет. Я чуть было не попросил у мужчины двадцать пять центов, но нервы совсем сдали.

– Отчего, Сэм? Ты же говорил, тебе плевать на Крамера.

Ведь это был уже твой шестой взрыв, так?

– Да, однако раньше все выходило проще. Поджег шнур, унес ноги и полюбовался издалека своей работой. У меня из головы не шла симпатичная секретарша, та, что объясняла дорогу и разрешила пройти в туалет. Потом она еще давала показания в суде. И я думал о других людях. Когда несколькими днями раньше я заходил в контору, там было полно сотрудников. До восьми оставалось несколько минут, я понимал: контора вот-вот откроется, значит, неизбежно будут жертвы. В мозгу у меня что-то заклинило. Стою у телефонной будки, гляжу на часы и говорю себе: звони, звони! Шагнул внутрь, отыскал в справочнике его номер, но стоило захлопнуть книгу, как цифры тут же вылетели из головы. Посмотрел еще раз, начал давить кнопки и вспомнил, что монеты-то у меня нет. Тогда я заставил себя пойти в парикмахерскую, чтобы разменять долларовую купюру. Ноги сделались ватными, по лицу катил пот. Возле парикмахерской остановился, всмотрелся в витрину. Там толпились посетители: стояли вдоль стен, сидели в коридорчике в креслах, болтали и читали газеты. Пара человек уставились на меня сквозь стекло. Это мне не понравилось, и я тут же ушел.

– Куда?

– Точно не помню. Рядом с офисом Крамера находилась стоянка машин, я подумал: вдруг успею перехватить секретаршу? Двинулся к стоянке, и в этот момент прогремел взрыв.

– То есть ты был на противоположной стороне улицы?

– Скорее всего да. Я упал на колени, а вокруг сыпались осколки стекла. Все остальное помнится как в тумане.

В дверь комнаты негромко постучали, и на пороге возник массивный сержант Пакер. Левая рука его держала тарелку со стаканом из вспененного пластика, бумажной салфеткой, ложечкой и пакетиком сухих сливок.

– Прошу простить за вторжение. Решил принести вам кофе. – Он поставил тарелку на стол.

– Спасибо, – поблагодарил его Адам. Повернувшись, Пакер направился к двери.

– Эй, мне двойной сахар и два пакетика сливок! – бросил через окошко Сэм.

– Будет исполнено, сэр. – Не удостоив Кэйхолла взглядом, Пакер вышел.

– Отличный у вас сервис, – сказал Адам.

– Просто превосходный, внучек.

Сэму кофе никто, разумеется, не принес. Иного он и не ждал, но Адам местных порядков знать не мог. Через несколько минут, Кэйхолл ободрил внука:

– Пей!

Адам принялся помешивать дымящийся напиток, а Сэм закурил и начал медленно расхаживать по своей половине. Было уже почти одиннадцать. Сэм не ощущал никакой уверенности в том, что Пакер согласится перенести прогулку на более позднее время. Он потянулся, сделал несколько приседаний, широко разбрасывая руки в стороны. За первые месяцы пребывания на Скамье Кэйхолл выработал привычку каждый день не менее получаса заниматься физическими упражнениями. Мышцы требовали нагрузки, и одно время он изнурял себя, по сотне раз отжимаясь от цементного пола. Благодаря весьма