с ним разделил кто-то еще, я не допустил бы казни. Это в моей власти, вы понимаете. Пусть такое решение уничтожит меня как политика. Я устал от политики, мне надоело выступать вершителем человеческих судеб. Дайте мне правду, и Сэм останется жить.

– Но вы же верите, что рядом с Сэмом находился второй, вы сами об этом говорили. Так же полагал и агент ФБР, который вел расследование. Что мешает вам поступить в соответствии с собственным убеждением?

– Я должен знать точно.

– Выходит, всего одно слово, одно названное Сэмом имя – и росчерком пера вы отмените казнь?

– Нет. Но я назначу новое расследование.

– Этого не произойдет, губернатор. Я пытался. Я задавал Сэму десятки вопросов. Он все отрицал.

– Кого он покрывает?

– Не знаю.

– Может, мы и ошибаемся. О деталях взрыва он вам рассказывал?

– И опять, губернатор, я вынужден промолчать. Всю ответственность Сэм берет на себя.

– Тогда о каком помиловании мы говорим? Если преступник утверждает, что действовал в одиночку, чем я могу ему помочь?

– Помогите не убийце, а старику, которому в любом случае осталось не так уж много. Помогите ему, потому что этим вы совершите правое дело, потому что в глубине души вы сами этого хотите. Такой поступок требует мужества.

– Он меня ненавидит, верно?

– Да. Но все меняется. Подарите Сэму жизнь, и он станет самым искренним вашим сторонником.

Улыбнувшись, Макаллистер развернул полоску жевательной резинки.

– У вашего деда и вправду помутился рассудок?

– Наш эксперт уверен, что да. Мы с Гудмэном попытаемся убедить в этом и Слэттери.

– Понимаю. Но как в реальности? Вы провели рядом с Сэмом немало часов. Отдает он себе отчет в происходящем?

Сейчас откровенность может только навредить, подумал Адам. В конце концов, Макаллистер – не друг, не советчик.

– Он здорово сдал. Честно говоря, сомневаюсь, чтобы после всего лишь месячного пребывания на Скамье человек не потерял рассудок. Сэм попал в Парчман достаточно пожилым, и сейчас деградация налицо. Поэтому-то он и отказывается от интервью. В данный момент состояние деда вызывает только жалость.

В устремленном на собеседника открытом взгляде губернатора не было и тени недоверия.

– Какие у вас планы на завтра? – спросил он.

– Еще не решил. Все зависит от Слэттери. Я рассчитывал провести вторник с Сэмом, хотя, может быть, придется побегать.

– Вот номер моего личного телефона. Обязательно позвоните.

* * *

Отправив в рот ложку бобов, Сэм поставил поднос на край койки. Сквозь прутья решетки за ним наблюдал туповатый страж. Замкнутая в крошечном пространстве камеры, жизнь и без того давно стала мукой, но ощущать себя объектом пристального интереса постороннего, насекомым было просто невыносимо.

Часы показывали шесть – время вечернего выпуска новостей. Кэйхолл включил телевизор. Что говорит сейчас о нем мир? Передача из Джексона началась с сообщения о слушании, которое назначил федеральный судья Флинн Слэттери. На экране появился молодой человек с микрофоном. Он стоял возле здания суда. Взволнованным голосом репортер оповестил зрителей, что слушание ненадолго отложено, а участники собрались в кабинете его чести. По утверждениям защиты, ослабленный разум не позволяет мистеру Кэйхоллу осознать сущность предстоящей экзекуции. Процедура слушания начнется с минуты на минуту, и сказать, к какому выводу придет судья Слэттери, сейчас невозможно. Репортера сменил ведущий: в Парчмане все готово. Следующий сюжет был снят у ворот тюрьмы. Крупным планом камера показала обочину автострады с десятками припаркованных автомобилей и цепочку национальных гвардейцев, которые безучастно взирали на шествовавших по кругу куклуксклановцев с плакатами в руках. Ведущий пояснил, что это не все, выразить солидарность с Сэмом Кэйхоллом сюда прибыли члены и других экстремистских группировок: нацисты и скинхеды.

В кадре возникло лицо полковника Джорджа Наджента, на которого власти штата временно возложили обязанности инспектора департамента по исполнению наказаний и руководителя оперативной группы по подготовке казни. С хмурым видом Наджент ответил на несколько вопросов и подчеркнул: если суд оставит приговор в силе, то возмездие, как это предусмотрено законом, не опоздает ни на минуту.

Сэм выдернул из розетки вилку телевизора. Двумя часами ранее Адам по телефону разъяснил ему сущность и предмет слушания, так что весть о собственной сенильности ничуть Кэйхолла не удивила. Не испытывал он и подъема: казнь казнью, но прослыть к тому же умалишенным? Неужели даже здесь невозможно избежать бесцеремонных посягательств на его личность?

В коридоре стояла тишина, лишь за стеной Проповедник негромким тенором выводил церковный псалом. Умиротворенная песнь не вызывала у Сэма никакого раздражения.

На полу возле стены лежала аккуратно сложенная одежда: простого кроя штаны цвета хаки, белая рубашка, белоснежные носки, пара недорогих черных полуботинок – после обеда заезжал Донни и провел с братом около часа.

Погасив в камере свет, Сэм вытянулся на койке. Оставалось тридцать часов.

* * *

Зал суда был полон, когда Слэттери закончил третье по счету совещание с адвокатами осужденного. Близился седьмой час вечера.

Пройдя в зал, все трое заняли свои места. Адам опустился на стул рядом с Гарнером Гудмэном. За их спинами сидели Гете Кэрри, Джон Брайан Гласе и четверка его студентов. Генеральный прокурор Стивен Роксбург, Моррис Хэнри и полдюжины их помощников разместились вокруг стола государственного обвинителя. Позади деревянного барьера высилась фигура Макаллистера. Мона Старк устроилась справа от губернатора, Ларримур – слева.

Большую часть аудитории составляли журналисты. Вести фото – и телесъемку его честь запретил. Присутствовали в зале и просто любопытные: студенты-юристы и маститые правоведы. Слушание велось в открытом для публики режиме. В заднем ряду у самой стены сидел, не привлекая к себе ничьего внимания, Ролли Уэдж.

Когда Слэттери опустился в кресло с высокой спинкой, все в зале встали.

– Прошу садиться, – прогремел усиленный динамиками голос судьи.

В течение двадцати минут его честь кратко объяснил присутствовавшим суть проблемы, растолковал положения статей закона и уточнил регламент. Стало ясно: он не намерен выслушивать долгие споры.

– Представители защиты готовы? – обратился Слэттери к Адаму.

– Да, ваша честь, – нервно вскочил со стула Холл. – Защита вызывает доктора Ансона Суинна.

Поднявшись из первого ряда, Суинн прошагал на место свидетеля, где его привели к присяге. С блокнотом в руке Адам взошел на кафедру в центре зала. Находившийся в его распоряжении материал являл собой результат безупречной работы Гетса Кэрри и Джона Брайана Гласса. Чтобы приготовить свою памятную записку, эти двое потратили целый рабочий день.

Адам начал с обычных процедурных вопросов к доктору Суинну: образование, профессиональный стаж, занимаемая должность. В ответах психоаналитика отчетливо слышался акцент жителя северо- западных штатов, и это было весьма кстати: репутацией истинного эксперта пользовался тот, чья речь резала слух, кто по роду занятий исколесил всю страну. Черные волосы, черная борода, черный костюм и темные очки придавали фигуре Суинна ореол непререкаемого авторитета. Ознакомившись с его послужным