новости. Звук был приглушен, но внимание Даруева привлекла картинка. Новости начались с демонстрации фотографии министра внешнеэкономических связей Григорьева. Фото было с перекинутой наискось траурной лентой. Он умер. Он был убит. Все получилось!
Даруев рассмеялся. Это был не смех, а почти истерика. Бессонная, полная треволнений ночь давала о себе знать. Даруев все-таки додумался отвернуться от экрана телевизора. Чтобы никто не подумал, что он смеется над этим бедолагой на снимке.
26
Здесь солнце было ласковое. Океан приветлив. И даже африканцы как-то по-особенному улыбались. Не зная, как еще выразить свою симпатию к ним, счастливый Кирилл подарил им новенький фонарик. Для себя покупал, но не удержался, отдал, потому что был безмерно счастлив.
Катер, урча мотором, постепенно подбирался к острову. Кирилл уже видел светлую полоску пляжа и картинно застывшие пальмы. Он всматривался до рези в глазах, но берег был пустынен.
Один из африканцев, сидя на носу лодки, чинил латаную-перелатаную снасть и напевал тягуче- монотонную песню. Он никогда, наверное, не покидал свой дом надолго и не знал поэтому, какое это счастье – возвращаться домой.
Берег приближался, и пальмы, как казалось, вырастали прямо на глазах. Кирилл оглянулся на моториста – нельзя ли побыстрее, а тот, не поняв, на всякий случай улыбнулся.
По-прежнему никого не было на берегу, и Кирилл вдруг почувствовал, как сжалось его сердце. Чувство радости стало притупляться, словно там, внутри Кирилла, что-то стремительно остывало. Он так разволновался, что, когда катер приблизился к берегу вплотную и сбавил ход, готов был броситься в воду. Моторист показал ему жестами – сейчас подойдем к берегу, надо лишь немного подождать, и эти последние минуты ожидания оказались для Кирилла самыми тяжелыми.
Он не удержался-таки и спрыгнул на песок за мгновение до того, как катер ткнулся в кромку берега. Вещи Кирилла оставались на палубе, но он даже не оглянулся, пошел по раскаленному песку, жар которого он чувствовал даже через подошвы, к едва приметной среди деревьев тропинке. Всматривался вперед и все ждал, что вот-вот зеленые ветви раскинутся и навстречу ему выйдет Анна, но ее все не было и не было, и когда Кирилл понял, что она не выйдет навстречу, бросился по тропинке. Что-то случилось, наверное, – так он понял.
Аккуратные домики станции вынырнули из зелени внезапно. Кирилл, увидев их, остановился, замер, будто лишившись сил, и крикнул:
– Аня!
И собственный негромкий крик сорвал его с места, он рванул ручку двери и увидел – знакомая комната, стол и Анна за тем столом. Она вскинула голову – и больше ни движения, ни звука. Молча смотрели друг на друга, и еще через мгновение Аня только могла сказать:
– Как хорошо…
Она хотела сказать – хорошо, что Кирилл вернулся, но не смогла, а это и не требовалось, и так было понятно. Кирилл обнял ее, а она уткнулась ему в грудь лицом и шептала:
– Как хорошо, что ты вернулся, как хорошо. Я так тебя ждала.
Он понял в эту минуту, что не просто на остров стремился, а к ней. Приподнял ее голову и поцеловал в губы. Аня не отстранилась.
Здесь был его дом. Его женщина. Его жизнь. Он ничего другого не знал и знать не хотел.
– Мы будем жить здесь с тобой, – шептал он, а она кивала, соглашаясь. – Ты и я. Всегда.
А она все кивала, прикрыв глаза, и по ее лицу блуждала счастливая улыбка.
Африканцы, не дождавшись Кирилла, принесли его вещи к самой станции. Один из них открыл дверь. Кирилл, сжимая Анну в объятиях, обернулся и сказал со вздохом:
– Вот черти! И неймется вам! В самый ответственный момент!
Аня выскользнула из его объятий и сказала примирительно:
– Все у нас впереди, Кирилл. Будь великодушен и прости их.
Она улыбалась и была, без сомнения, счастлива.
27
Песок не успел остыть после дневной жары, хотя уже стемнело и на небе высыпали звезды. Теплый песок, а по нему – свежий стелющийся ветер. Океан шелестел, и спокойствие было разлито в воздухе. Кирилл и Аня лежали рядом, разглядывали звезды.
– Здесь совсем другое небо, – сказала Аня. – Там, где я жила раньше…
Она не договорила, оборвала фразу. Что-то было в ее голосе, что заставило Кирилла осторожно коснуться ее руки.
– Я никогда туда не вернусь, – вдруг сказала она, почти прошептала.
– Почему?
– Хочу все забыть.
Там, в далекой России, она оставила свою боль. И надеялась, что сможет укрыться от плохого. Здесь, на острове, спрячется.
– У меня был ребенок, сын. Четыре года. Мы с мужем жили на станции. Рядом море. Однажды Сережа пошел к морю…
Муж или сын?
– …как я не усмотрела – не знаю…
Наверное, все-таки сын.
– …а там такой обрыв был, невысокий, метра два, отвесная скала, абсолютно гладкая, как стена в квартире…
И только сейчас Кирилл понял, что она плачет, но почему-то побоялся показать, что обнаружил это, и затих, затаился.
– Он упал в воду и, наверное, разбился о нее, или что там произошло – но очень быстро все случилось, я только короткий вскрик услышала.
Она заплакала, уже не сдерживаясь. Кирилл приподнялся на локте и стал вытирать слезы на ее лице, но слез было много, и тогда он, взяв Анну на руки, понес ее к воде. Она затихла и уткнулась ему в грудь мокрым лицом. Кирилл, придерживая одной рукой Анну, другой зачерпывал воду в ладонь и протирал Анне лицо.
– Соленая, – прошептала она. – Вода соленая.
И всхлипнула по-детски. Кирилл склонился и поцеловал ее в губы. Анна вдруг расцепила руки, оставляя Кирилла, и поплыла. Ночь была темной, но поверхность океана, казалось, слабо осветилась. Кирилл нырнул, долго плыл в этой святящейся воде и всплыл далеко впереди Анны. Она кувыркалась в воде и встала на дно, здесь оказалось совсем неглубоко.
– А там было глубоко, – сказала Анна. – И еще – сильное течение, водоворот прямо под скалой. И Сережу мы не нашли.
Кириллу показалось, что она опять начала плакать.
– Даже могилы нет. Исчез, сгинул. Как и не было.
После этих слов долго молчала.
– Я не смогла там оставаться.
И поэтому уехала. Попросила направить ее на другую станцию. Так понял Кирилл.
– А муж? – осторожно поинтересовался он.
– Он после случившегося взял продукты, ружье и ушел в сопки. Две недели пропадал, оплакивал Сережу. Он там, в сопках, я – на станции. Каждый сам по себе. Как-то в одночасье выяснилось, что семьи- то и нет. Был Сережа – и была семья, а без него, как оказалось, нас больше ничего не связывало.
Потеряла сына. Потеряла семью. Ничего, кроме боли, нет там, в прошлом. Кирилл привлек к себе женщину, и она затихла. Была печальна и податлива. Кирилл поцеловал ее в закрытые глаза. Нежно и с любовью.
– Я про тебя поняла кое-что, пока ты отсутствовал.
Не голос, а шепот.
– Что, родная?
– В тебе нет злобы. Ты не умеешь быть злым.