промелькнуло у нее в голове. Казалось, она переместилась в какое-то грязное измерение-сон, где все были сумасшедшими, либо нереальными.
На пульте коммуникатора что-то сверкнуло.
Опять ничего.
Табита резко нагнулась и схватилась за провод:
— Включайся же, — обругала она его. — Подожди. — И засунула руку по самое плечо в механизм, больно прижавшись щекой к подставке. Она что-то там повертела: — О'кей. Давай еще раз.
Механизм засвистел, захрипел и зажужжал. Пульт засветился сначала красным, потом — зеленым.
— А-ах! — Саския протанцевала вверх по трапу, обняла Табиту, сделала пируэт и обняла Кстаску.
— Не трогай ее! — крикнула Табита. Она показала на шлюз. — Иди и стой на вахте.
Саския поспешно вернулась на свой пост.
Табита встала. Кстаска прощупывал своими крошечными пальчиками прорези в считывающем устройстве коммуникатора. С гримасой отвращения он извлек вялый черный комок чего-то, напоминавшего плесень, и бросил на пол. Вытер руку о костюм и протянул ее Табите ладонью вверх.
— Что? — спросила Табита.
— Пленку, — ответил Кстаска.
— Какую пленку?
— Ханны.
— Ту, которую вы ей проигрывали? Но у меня ее нет.
Кстаска смотрел на нее немигающими красными глазками.
Слегка занервничав, Табита отвернулась:
— Саския! Ты не видела ту пленку?
Акробатка парила у трапа — бледное, опустошенное привидение в темном корабле:
— Пленку Марко? Я думала, она у тебя.
Табита снова повернулась к Херувиму, переключавшему радио на запасную станцию:
— Зачем она тебе? Ты что, не можешь просто попросить помощи?
— Мы перемещаемся с сверхпространстве, — сказал Кстаска таким тоном, словно она могла этого не знать, — а Ханна находится в крионной суспензии. Интерфейс потребует дополнительной энергии, чтобы быстро провести переговоры.
— Тогда зачем звонить Ханне? — Табита уже начинала сердиться.
— Чтобы проиграть ей пленку, — сказал невозмутимый Херувим, — чтобы привести ее в действие. — Они пристально наблюдал за Табитой. — На этой пленки все основные коды управления Изобилием.
Табита взглянула на Кстаску, потом — на Саскию. Та пожала плечами. Она пожимала плечами очень красиво.
— Ты же говорила, — обратилась к ней Табита, — что это брачный призыв фрасков.
Саския снова пожала плечами.
— Коды — вторая запись на пленке, — ответил Кстаска. — После брачного призыва.
— Марко прокрутил ее только наполовину, — вспомнила Саския.
— Он решил не делать того, за что ему заплатили, — заметил Кстаска. — Разбудить фраска, но не дать ей контроля над станцией.
Табите все это было не не нужно. Она хотела послать сигнал, а потом убежать и спрятаться.
— Если предполагалось, что фраск должна взять на себя управление Изобилием, зачем же я везла ее на Титан?
— Марко рассчитывал, что мы сможем вытянуть еще денег из ее сообщников.
— То есть вы ее похитили.
— Удобный термин, — пробормотал Херувим, нажимая на пульте последовательность клавиш.
Табита подумала, что окольные пути больного разума Марко Метца никогда не перестанут удивлять ее.
— Ты уже готова? — спросила она. — Мы можем послать сигнал бедствия?
Херувим сказал с удивлением:
— Это радио настроено на прием длинных сверхпространственных волн. Это ты сделала, капитан?
— Нет.
— Ты знала, что твое радио настроено на прием длинных сверхпространственных волн?
— Может, это получилось случайно, — предположила Саския. — Как те торпеды. — Она снова пришла из шлюза и рылась в ящике, находившемся поблизости.
Табита уже начинала беситься.
— С ней много чего делали еще до того, как я ее получила, — раздраженно сказала она. — Слушай, пошли сигнал. Или иди сюда, и дай я это сделаю сама.
Казалось, Кстаска совсем не чувствует опасности. Он был полностью поглощен своим открытием:
— При таком радио можно позвонить даже на Капеллу, — с восхищением сказал он.
— Давайте их сюда не припутывать…
Он повернулся и озорно улыбнулся Табите:
— Можно напрямую проиграть пленку на родной системе фрасков!
— Ради Бога! — взорвалась Табита. — Нет у нас этой проклятой пленки. Она на Венере, в кустах, вместе со всем вашим хозяйством. А теперь отойди и дай, я сама.
— Все под контролем, капитан, — спокойно сказал Кстаска, посылая сигнал.
Табита с силой выдохнула воздух. Потом повернулась и посмотрела на Саскию, теперь перерывавшую кучу использованных оберток от пищи.
— Ты, кажется, должна нести вахту! — зарычала на нее Табита.
— Я и несу, — обиженно сказала Саския и заторопилась назад, к открытой двери.
Кстаска занимался радио, Саския охраняла вход, и в этот момент Табита не могла заняться ничем полезным. Она сделала попытку продумать их следующий шаг, но на ум ничего не приходило. Если бы только она могла поговорить с Элис! Смогут ли они продержаться здесь, на борту? Или им лучше схорониться в недрах «Уродливой Истины»? Никаких признаков того, что там есть другие члены экипажа, не было. Может, они смогут даже найти какое-нибудь оружие и напасть на корабль?
— Здесь, наверное, нечего есть? — осторожно спросила Саския.
— Нет! — отрезала Табита, потом смягчилась: — Ой, подожди минуту. В ее сумке могли заваляться несколько конфет. Она стала рыться с сумке.
— Что это? — спросила Табита, вытаскивая какой-то предмет.
Это была пленка.
Она повернулась к Кстаске, а тот, свесив кончик хвоста с тарелки, стремительным движением просунул его сквозь ремни и легко и изящно выхватил пленку из руки Табиты.
— Ты знал, что она там, — заявила Табита.
— Марко положил ее туда, — ответил Кстаска, снова вытирая прорезь в считывающем устройстве. — Он всегда клал ее туда. Он никогда ничего не носил с собой. Ничего такого, что можно было бы ему инкриминировать, — добавил он, вставляя пленку.
Табита подумала, что сейчас взорвется.
Саския, по-видимому, была того же мнения. Она взбежала в вверх по трапу и крепко прижала к себе Табиту.
Кстаска обеими руками держал головной телефон второго пилота и говорил отчетливо и прямо в микрофон:
— Алло, алло, Ханна Су! Прием.
Ответ последовал немедленно, словно Ханна лежала и ждала их звонка:
— КСТАСКА! ЭТО ТЫ? ГДЕ ТЫ, ЛАПОЧКА?
Сигнал проходил скверно, как будто ему приходилось, извиваясь червем, пробираться сквозь сверхпространство. Голос Ханны Су звучал замедленно, а, может быть, что-то было не так с ней самой, подумала Табита. Может, она начинала разлагаться.
— Я в беде, Ханна, — жестко сказал Кстаска, повышая голос, словно думал, что Ханна глуха, а не мертва. — Ты можешь это как-нибудь уладить?