Загадка, горестно подумала Стефани.

Но любопытство ее разгорелось.

Макаллистер вернулся, только когда начало смеркаться. Стефани услышала стук входной двери, намеренно громкий звук шагов по коридору. Лицо его порозовело. Лишь бегло взглянув на нее, он с охапкой дров прошел к камину. Умело развел огонь, и через несколько минут в камине уже полыхало яркое пламя.

Только после этого он снял куртку и вытер руки о штаны.

— Ну, — начал он, вдыхая аромат из кухни, — что готовите?

— Всего лишь макароны с ветчиной. — Стефани беззаботно пожала плечами. — А вам, мистер Макаллистер, пора закупать продукты. Если вы не погибнете от пневмонии, то вам грозит голодная смерть.

Он усмехнулся.

— Не хотите выпить?

— Выпить? — Она вскинула бровь. — Чего, например?..

— Чего-нибудь вроде виски или вина. Выбирайте!

Она хотела отказаться, но мысль выпить бокал вина была слишком соблазнительной. В конце концов, сегодня ведь Сочельник.

— Белое вино было бы кстати.

— Сейчас принесу.

Макаллистер ушел на кухню и через минуту-другую вернулся. Вручив ей красивый хрустальный стакан, на три четверти наполненный вином, и подняв свой, с виски, звенящий кубиками льда, провозгласил:

— Ваше здоровье!

— Ваше здоровье! — пробормотала она. И, не подумав, добавила: — С Рождеством!

Ответом на это поздравление было неприятное «Хрмпф!». Он отвернулся и отошел к окну. Стефани могла видеть его отражение в темном окне — уже знакомая мрачная гримаса. Какой сухарь, подумала Стефани, какой ужасный зануда!

— Вам будет приятно узнать, что скоро я вас покину, — сказала она сладким голоском. — Я позвонила Грантему, когда увидела, что снег кончился. Они пришлют аварийку сегодня ближе к вечеру.

— И что вы намерены делать, когда ваша машина пройдет осмотр? Вполне возможно, что вы повредили передачу или… — Он повернулся к ней лицом.

— Мистер Грантем сказал, что проблем не будет. Я доеду до Тарлити на аварийке, а оттуда могу взять такси. Или поеду на автобусе.

Он нахмурился:

— Вы еще куда-нибудь звонили?

— Нет, — отчеканила Стефани, — и не беспокойтесь, я заплачу за телефонные звонки. Правда, я…

— Мисс Редфорд, — в его голосе сквозила усталость, — мне наплевать на деньги. Я подумал о том, что вы застряли здесь, а возможно, есть еще кто-то — кроме семьи, — кто может волноваться, узнав, что вы не доехали туда, куда собирались.

— Ой, — она вдруг почувствовала себя очень маленькой, — извините…

— Ну и как, есть?.. — резко прервал ее Деймиан.

— Есть что?

— Кто-нибудь еще в вашей жизни!

Конечно, он имел в виду мужчину. Только она понять не могла, почему он был так зол.

В любом случае Стефани не собиралась рассказывать ему о Тони, развлекающемся сейчас в Аспене с семейством Уитни… и с их красавицей дочерью Тиффани, которая уже несколько лет с ума по нему сходит.

— Нет, — легко ответила Стефани, — в моей жизни нет никого. В данный момент. — Она не хотела продолжать эту тему. Водя пальцем по кромке стакана, она спросила: — Скажите мне, мистер Макаллистер, а чем занимаетесь вы?

Деймиан оперся плечом о каминную полку. Закрыл глаза.

— Черчу… рисую. — Он как будто уходил от ответа. Открыл глаза, и его взгляд скользнул по полотну, которое испугало Стефани ночью. — Поэтому я и построил дом в этом месте. Пейзажи здесь… Ну, не думаю, что мне стоит рассказывать вам о красотах Вермонта.

Стефани поставила свой стакан, обошла диван и отступила на несколько шагов, чтобы посмотреть на картину издали.

— Ваша работа?

— Да.

— Вы очень талантливы, — сказала она после довольно долгой паузы. И посмотрела на него. Деймиан стоял все там же, у камина. Но смотрел уже не на картину, а на нее. Ждал.

— А вы не очень-то критичны, — легко сказал он, но его тон не обманул Стефани.

Она поколебалась и снова взглянула на картину:

— Эффект потрясающий, живой и драматичный, отражение в озере очень хорошо передано…

— Но?..

Услышал-таки сомнение в ее голосе. Черт! Стефани расправила плечи.

— Но у себя дома я вряд ли захотела бы иметь такую картину. Она мне кажется слишком… мрачной.

— Мрачной?

Его прохладный тон задел ее.

— Ммм. И будоражащей. Этот сумрак долин, сгущающиеся тучи, смутное чувство тревоги от хищной птицы над раненым оленем…

— Эта хищная птица, мисс Редфорд, — орел.

— Да я знаю, что это орел, — сказала она нетерпеливо, — и мне нравятся орлы, но здесь впечатление слишком… зловещее. — Она поморщилась и вздохнула. — Мне очень жаль. — Она снова вернулась на диван. — Это, несомненно, не то, что вы хотели услышать, но я должна быть честной. Видите ли, мне нравится окружать себя картинами, которые доставляют мне удовольствие. В мире достаточно уродства и жестокости, и совершенно незачем приносить их к себе в дом. — Поколебавшись, она добавила: — Если бы я увидела эту картину в картинной галерее, я бы подумала, что художник был очень несчастен, когда…

— Боже, вы что — не можете просто смотреть на картину и видеть, что там изображено? Вам обязательно надо докопаться до ее скрытой сути? — Макаллистер был в бешенстве: он резко поставил свой стакан — удивительно, что тот не разбился. — Все вокруг — психологи! Разве я посмотрел на вашего чертова медвежонка и сказал: «Вы удивительно талантливы, этот маленький медвежонок такого красивого коричневого цвета… но я бы не хотел иметь его в своем доме, потому что он напоминал бы мне о том, что не каждый дом на свете — счастливый и не каждый ребенок получает медвежонка на Рождество»?

Сама не своя, Стефани глядела на него и чувствовала, что кровь отхлынула от лица. Как же она ненавидела, когда на нее кричат: это было все равно что получить пощечину.

— Извините меня, — еле выдавила она и поспешила из комнаты, надеясь, что успеет дойти до ванной прежде, чем у нее потекут слезы.

Но он в два шага догнал ее. Его рука твердо легла на ее плечо, он развернул ее лицом к себе. И увидел, что она плачет.

— Ох, ради Бога… — прохрипел он и привлек ее к себе, так что она уткнулась лицом в его прекрасный голубой свитер. — Не будьте такой чувствительной! Я только…

— Чувствительной? — В ярости Стефани вскинула голову. — Да вы не знаете, что это такое! Даже если бы сама чувствительность сидела перед вашим носом, вы бы ее не узнали, мистер Макаллистер! — Глаза Стефани сверкали, грудь сотрясалась при каждом вздохе. — А иначе вы бы не находились сейчас в таком положении…

— Не вижу ничего плохого в моем положении. — Он нежно стер слезу с ее щеки. — Собственно