были. Безо всякого жульничества. Укажу вам источники, где вы можете навести справки. Но этого не потребуется. Рассудок подскажет вам, что я ничего не выдумываю.

— Он врет, — сказала Анна. — Не слушайте его.

— Ага, она не хочет, чтобы я вам рассказывал. Неужели вам не любопытно? Видите, она предпочитает вас таким, какой вы есть, а не таким, каким вы были.

— Мне нужно только одно: отдайте фотографии.

— Вы можете почитать о себе в газетах. Вы ведь были довольно знаменитой персоной. Анна боится, что вы зазнаетесь и решите, что она вам не пара.

Роу сказал:

— Если вы отдадите мне фотографии…

— И открою вам ваше прошлое?..

Он, кажется, почувствовал, что Роу взволнован. Чуть-чуть передвинув локоть, Хильфе на мгновение отвел взгляд. Анна взмахнула подсвечником и ударила его по руке; треснула кость — и револьвер упал на одеяло. Анна подобрав его, сказала:

— Теперь вам нечего вступать с ним в сделки.

Хильфе стонал и корчился от боли, лицо его побелело. У обоих не осталось в лице ни кровинки. На секунду Роу показалось, что она сейчас упадет на колени, положит голову брата себе на плечо, отдаст, револьвер.

— Анна, — прошептал Хильфе. — Анна…

— Вилли, — сказала она, качнувшись.

— Дайте мне револьвер, — попросил Роу.

Она взглянула на него как на чужого, которому нечего делать в этой комнате; ее слух был поглощен плачем, доносившимся с кровати. Роу протянул руку, и она попятилась к брату.

— Выйдите, — сказала она. — И подождите. Выйдите. — Боль сделала их похожими на близнецов. Она наставила на Роу револьвер: — Выйдите.

— Только не давайте себя уговорить. Он чуть не стал вашим убийцей, — сказал Роу, но, видя такое семейное сродство, почувствовал, что его слова звучат фальшиво.

— Молчите, пожалуйста, не то будет только хуже, — сказала она. На лицах у обоих выступил пот.

Роу чувствовал свою беспомощность.

— Обещайте, что не дадите ему уйти, — сказал он. Она передернула плечами:

— Обещаю.

Когда он вышел, она прикрыла дверь и заперла ее на ключ.

Долгое время он ровно ничего не слышал, только раз хлопнула дверь шкафа и звякнула посуда. Он решил, что Анна перевязывает Хильфе руку; надо думать, что теперь он никуда не денется, бежать не сможет. Роу подумал, не позвонить ли мистеру Прентису и не попросить ли, чтобы полиция окружила дом, — его ведь больше не манила слава; страсть к приключениям прошла и оставила только сострадание к чужой боли. Но ему показалось, что он связан обещанием Анны; он должен ей доверять, если хочет жить дальше.

Четверть часа ползли медленно; в комнате стало темнеть. Из спальни доносились тихие голоса; его охватила тревога. Хильфе, наверно, ее уговаривает. Роу вдруг почувствовал мучительную ревность; они так похожи, а за ним заперли двери, как за чужим. Он подошел к окну, слегка приподнял маскировку и поглядел на темнеющий парк. Ему нужно еще так много вспомнить; эта мысль пугала его после двусмысленных намеков Хильфе.

Дверь отворилась, и, когда Роу опустил маскировку и зажег свет, он понял, как было темно. Анна, держась очень прямо, подошла к нему и сказала:

— Вот. Возьмите. Тут то, что вам нужно.

Лицо ее стало очень некрасивым оттого, что она сдерживала слезы; эта некрасивость привязывала его к ней больше, чем чужая красота; не совместное счастье заставляет любить, а совместное горе, подумал он, словно сделал какое-то открытие.

— Почему же вы их не берете, ведь я для вас их достала.

Он взял маленький ролик, не чувствуя ни малейшего торжества.

— А где он?

— Он вам больше не нужен. С ним теперь все кончено.

— Почему вы его отпустили? — спросил он. — Вы же обещали.

— Ах ты, боже мой, — как-то неопределенно сказала она, — Мне же надо было ему за это заплатить.

Он принялся осторожно развертывать ролик; ему не хотелось его показывать.

— Но ему не за что было платить, — сказал он и протянул ей ладонь, на которой лежал ролик. — Я не знаю, что он вам сказал, но дал он вам не то.

— Он поклялся, что вам нужно именно это. Откуда вы знаете, что это другое?

— Я не знаю, сколько они отпечатали копий. Может, это единственная, а может, их целая дюжина. Но я знаю, что негатив существует только один.

Она спросила печально:

— А это не он?

— Нет.

— Не знаю, на что он с вами менялся, но он вас обманул.

— Больше не буду, — сказала она. — За что бы я ни взялась, ничего у меня не выходит. Теперь поступайте, как знаете.

— Вам придется мне сказать, где он.

— Я надеялась, что смогу сохранить вас обоих. Мне все равно, что будет с другими. Хуже ведь быть не может, чем было всегда, правда? А ведь этот проклятый шар все-таки существует!.. Но вы, он… — она села на соседний стул — жесткий, полированный, уродливый стул с прямой спинкой; ноги ее не доставали до пола. — Паддингтонский вокзал, семь двадцать. Он сказал, что больше никогда не вернется. Я решила, что тогда вы сможете жить спокойно.

— Ну, я могу за себя постоять! — сказал он, но, поймав ее взгляд, подумал, что, кажется, не так ее понял. — Где он спрятал пленку? В порту его, правда, обыщут.

— Не знаю. Он ничего с собой не взял.

— А трость?

— Нет. Только надел пиджак, не взял даже шляпы, Наверно, она у него в кармане.

— Мне придется поехать на вокзал.

— Почему вы не хотите, чтобы этим занималась полиция?

— Пока я разыщу, кого нужно, и все ему объясню, поезд уйдет. Если я не найду его на вокзале, тогда я позвоню в полицию. — У него возникло сомнение: — Но если он сказал, что едет на вокзал, значит, его там не будет.

— Нет. Мне он этого не говорил. Я бы ему не поверила. Так было задумано с самого начала. Иначе ему отсюда не выбраться. — Она увидела, что Роу колеблется: — Почему полиция не может встретить поезд там, куда он едет? Зачем вам вмешиваться в это самому?

— А если он выйдет где-нибудь по дороге?

— Вы не должны идти туда один. Он вооружен. Я отдала ему револьвер.

Он вдруг захохотал:

— Господи! Ну и натворили вы бед.

— Я хотела дать ему хоть маленькую возможность уйти.

— Положим, револьвер вашему брату теперь не очень поможет, разве что ему удастся убить еще