хотела облекать свои мысли в громкие слова. А брат Карл? А если бы у меня был ребенок от моего возлюбленного!.. Далее я не хотела давать волю неуемным своим мыслям… Андрей смотрел на ме ня испытующе, будто мог ясно прочесть мои мысли…

– Ты прав, – коротко проговорила я.

Вскоре дела Андрея несколько поправились. Голландский посланник посетил его мастерскую, наслышавшись от Каравака похвал русскому художнику, и приобрел в свою собственность оба портрета – господина Сигезбека и мой. Андрей признался, что ему грустно было расставаться с моим изображением, дорогим его сердцу, любящему меня. Грустно было и мне. Но я стремилась утешить моего любимого:

– Быть может, в мирной Голландии твои картины будут в большей сохранности, нежели здесь, в России, словно бы продуваемой насквозь всеми возможными ветрами потерь и тревог… («Портрет доктора Сигезбека» и «Портрет неизвестной в красном» Андрея Меркурьева находятся в знаменитой коллекции Тиссен-Борнемисса. (Прим. пер.))

Андрей сочинил прекрасное французское стихотворение о нашей близости. По сути, это аллегория, и притом весьма откровенная, а также смелая и нежная. Разумеется, я не стану переписывать эти милые моему сердцу слова на отдельный, отделенный от моих записок лист. Я никому не покажу их, они останутся только моими…

Нет ничего удивительного в том, что Андрей употребляет в своем стихотворении множество восточных реалий. Целых два года в Санкт-Петербурге находилось посольство персидского шаха. Все эти персы были красиво одеты, хорошо выглядели и повсюду выделялись своей внешностью. Опишу их одежды, соответствовавшие обычаям их страны. Персы носили желтые либо красные туфли без задников или же сапоги; красные, желтые или синие шелковые одеяния, похожие на халаты и перепоясанные ремнями. Бороды и усы персов были чрезвычайно черными; возможно, у них в обычае красить бороды и усы, усиливая естественный цвет. Персидские шапки преимущественно красного цвета и формой своей напоминают польские. Помимо изогнутой сабли персы обычно носят на боку еще и кинжал. Все участники посольства были высоки и представительны. Говори ли, будто пища их состоит преимущественно из молока и рисовой каши. Язык персов – совершенно непонятный и чужой. Правда, некоторые из них умели говорить по-русски. Персидских женщин мне видеть не довелось, хотя по слухам послы имели при себе женщин. Этим посольством была возобновлена дружба между Россией и Персией, был также подтвержден чрезвычайно благоприятный для России антитурецкий альянс.

Приятная новость: голландский посланник рассказал принцессе о портретах, приобретенных им у Андрея. Ее высочество пожелала увидеть эти картины и была в полном восхищении. Она тотчас заказала Андрею портрет Юлии Менгден, который он и исполняет. (Портрет находится в Русском музее в Санкт-Петербурге. (Прим. пер.)) Он осмелился напомнить Ее высочеству о неуплате денег за портреты Ее высочества и принца Антона Ульриха. Принцесса лично ходатайствовала перед императрицей, и деньги были в самом скором времени выплачены полностью. Мне кажется, это совершенно опровергает слухи о якобы охлаждении Ее величества к молодой чете. Во всяком случае, никак нельзя сказать, будто Ее величество равнодушна к просьбам племянницы.

Я получаю регулярно веселые письма от Карлхена. Он недурно проводит время и вместе с прочими офицерами его полка ездит почасту в Ригу на балы. Он описывает десятки шуток и всевозможных курьезов, а также рассыпается в похвалах рижским девицам. Что бы могло означать подобное расположение к уроженкам Риги? Неужели мой насмешливый братец влюблен?

Я могла бы быть вне себя от гордости! Принцесса вновь долго беседовала со мною наедине и вдруг сказала:

– Как жаль, что ты не замужем, дорогая Ленхен!

Я позволила своим щекам покраснеть, ведь принцесса никогда не узнает, отчего я покраснела, да и вряд ли ее это может занимать в нынешнем ее положении. Но я невольно забегаю вперед в своих писаниях.

– Покамест я в девицах, большая часть моего времени отдана Вашему высочеству, – отвечала я сдержанно.

Она поцеловала меня в висок.

– Ах нет, – произнесла она с некоторым волнением, – я вовсе не то имею в виду, не то…

– Но что же? Скажите мне…

– Поклянись, что никому не откроешь этой моей тайны!

– Клянусь!

– Я знаю, ты умеешь держать слово…

Я попыталась припомнить, какие тайны она доверяла мне прежде. Впрочем, если я не могу вспомнить, стало быть, я действительно и весьма пригодна для сохранения тайн, то есть именно чужих тайн…

– Видишь ли… – принцесса все не решалась высказать мне эту свою тайну… – Ах, если бы ты была замужем, как это было бы хорошо!.. Тетушка предупреждала меня о некоторых признаках… Но теперь мне стыдно, мне отчего-то стыдно, я не могу открыться ей во всем… – Принцесса покачала головой…

– Вы ждете ребенка? – вырвалось у меня. Я тотчас подумала, что не следует высказываться столь прямо…

Но принцесса испытывала явное облегчение:

– Как просто и легко! Как просто и легко все это сказано тобой. Ты сняла камень с моей души. Ты – истинное золото! Что бы я делала без тебя! Теперь наконец-то все сказано, и мне сделалось так легко!..

– Никто не знает о Вашем положении? – спросила я осторожно.

– Ты – первая!

– Но подобную тайну невозможно сохранять долго, – сказала я с улыбкой.

Она увиделась мне чрезвычайно смущенной; но, разумеется, она смущалась отнюдь не меня, а своего нового положения. Наконец она предложила мне доложить Ее величеству о происшедшей перемене… Я охотно согласилась. Принцесса испросила для меня аудиенцию. Императрица приняла меня, и я сказала обо всем как верная приближенная Ее высочества. Императрица, рослая и полнотелая, вдруг вскочила с кресел, запритоптывала ногами и помахала разведенными в стороны руками – забавное зрелище. Головной платок Ее величества был украшен золотой булавкой с жемчужным окончанием. Она тотчас отколола эту булавку и отдала мне в подарок. Теперь я появляюсь во дворце неизменно с этой булавкой, прикалывая ее к платью, то есть на корсаже на видном месте.

По приказанию императрицы приставлены наблюдать и печься о здоровье принцессы лейб-медик Ее величества Азаретти, доктор Санжи, учившийся акушерству, а также две опытные повивальные бабки, госпожа Ган и госпожа Фришмут. Все они полагают, что принцессе полезно в высшей степени как возможно чаще прогуливаться в саду, однако Ее высочество часто испытывает недомогание и принуждена оставаться в постели. Она часто проводит время, беседуя оживленно с вышепомянутыми повитухами, а вечера, как прежде, – за карточной игрой с нами, то есть с Юлией, Биной и, разумеется, со мной. Мы играем в самую простую и забавную игру, называемую по-русски «гусек» (gusiok). Принцесса пополнела и носит просторные платья и капоты, лицо ее выглядит несколько похудевшим, глаза сделались большими и словно бы внимательно вглядываются непонятным образом вовнутрь ее существа. Порою она глубоко вздыхает, смотрит на нас с некоторым снисхождением и говорит полушутя, что девицам никогда не понять жизни замужней женщины. Затем Ее высочество снова глубоко вздыхает и улыбается нам дружески…

Не могу сказать, что ее новое положение вызывает у меня зависть. Возможно, я не создана для рождения детей; нет, я не представляю себя ожидающей ребенка или молодой матерью. Однажды, всего один раз, мне приснился юноша, высокий и схожий с Андреем; во сне я знала, что это его сын, но у меня совершенно не было уверенности, что это и мой сын. Вас это удивит, быть может, но мне довольно того, что