пор в задумчивость, не отличавшуюся, впрочем, спокойным свойством, потому что всякий, кто заглянул бы за его спину, увидел бы, что большие пальцы его вращались с непостижимою быстротою.
- Итак, я заплачу ваши долги и вообще поправлю вас совершенно; но только это с одним условием, с одним условием - слышите ли? - проговорил Белицын, поочередно взглядывая на Катерину и ее мужа, - у меня в Саратовской губернии есть луг… Отсюда всего верст четыреста, много пятьсот; я хочу вас туда переселить… Ну что вы на это скажете - а?
- Уж оченно бы это хорошо!.. Чем здесь так-то… Век стали бы за тебя бога молить! - произнес Лапша, приподымая левую бровь, так что она стала теперь в уровень с правой.
Катерина ничего не сказала; по лицу ее, наклоненному к земле, видно было, что предложение Сергея Васильевича не нашло в ней большого сочувствия: ей хотелось прежде всего, чтобы отыскали Петю; покинуть Марьинское в настоящую минуту - значило отдалиться еще больше от мальчика. Будь у ней теперь Петя, она обрадовалась бы столько же, может быть, сколько и Лапша. Заметив грустное выражение ее лица,
Александра Константиновна обратила на него внимание мужа.
- Я вам повторяю: этот луг всего каких-нибудь четыреста, пятьсот верст от
Марьинского, - подхватил убедительным тоном Сергей Васильевич, - и, наконец, чего вам здесь? Вы видите, вас здесь не любят. Положим, вы не отвечаете за поступки вашего брата, вы нисколько не виноваты, но все-таки, к вам питают неприязнь, а ведь это тяжело: главное, я тут никак уж не могу пособить вам. То ли дело, если переселитесь… я не говорю: навсегда, но на время… там посмотрим… Вы заведетесь своим домком, хозяйством, будете жить мирно, тихо; никто не знает там ни вас, ни вашего брата; следовательно, никто и попрекать не станет… К тому же вам обоим будет там несравненно легче; ваше дело будет состоять в том только, чтобы чужие люди не травили луг, чтоб всегда в исправности содержался колодезь, чтобы гуртовщики исправно платили деньги… Это несравненно легче, чем пахать, особенно для тебя, Тимофей: ты такой больной, слабый…
Лапша закашлялся и крякнул с таким видом, как будто силился приподнять с пола огромную тяжесть.
- Одним словом, вам лучше будет там во всех отношениях; край там привольный; всего много - не то, что здесь! - продолжал Сергей Васильевич, невольно увлекаясь при мысли о саратовском луге, который решительно сделался его коньком, - вот как я вам скажу: там даже арбузы сеются, как у нас картофель; просто в поле растут.
- Уж это на што ж лучше, Сергей Васильевич? У нас ничего этого нетути, - заметил Лапша, стараясь принять толковый, деловой вид, - оченно бы, сударь, хорошо это было.
- Я говорю вам, что там вам будет гораздо лучше, - перебил Сергей
Васильевич с чувством сильного убеждения, - избу вашу мы продадим, и вырученные деньги будут вам отданы; кроме этого, я вам еще дам, потому что там надо будет выстроить избу или мазанку, вырыть колодезь и вообще обзавестись. Уж если я взялся за что, так, конечно, буду наблюдать, чтобы вам было хорошо… Но ты, моя милая, кажется, как будто не совсем довольна? Скажи мне прямо, скажи, в чем заключается твое неудовольствие? - прибавил он, обращаясь к Катерине.
- Помилуйте, сударь Сергей Васильевич, могу ли я быть недовольна! - с чувством сказала Катерина, - должна я понимать, какие вы милости для нас делаете!
Отцы родные такой заботы не имеют о своих детях, как вы о нас сокрушаетесь…
Оченно я довольна вашими милостями и бога должна благодарить.. Одна у меня только забота, - прибавила она, опуская глаза и вздыхая, - все о нем, об мальчике о своем думаю… Без него как словно горько мне уйти отсюда…
- Еще бы! Но ты, пожалуйста, об этом не беспокойся: завтра, же чем свет будут посланы письма к исправнику и становым: мальчик твой найдется, непременно найдется, только молись хорошенько богу! - заговорили вместе барин и барыня. -
Так ты, стало быть, также с охотой переселишься отсюда? - присовокупил Сергей
Васильевич.
- Коли такая ваша воля, я, сударь, на все согласна… вы нам худа не желаете…
- спокойно возразила Катерина.
- Mais arrivez donc! arrivez donc! On vous attends!.. - весело воскликнула
Александра Константиновна, обращаясь к двери залы, в которой показались гувернантка и Мери, сопровождаемые горничной Дашей, или lady Furie, как называли ее Белицыны.
При первом взгляде на вошедших мысль, оживлявшая Белицыну, тотчас же объяснилась. Руки гувернантки заняты были лентами и ботинками; Мери, милое личико которой сияло таким же восхищением, как лицо матери, несла хорошенький портмоне и большую белую бонбоньерку с вычурными золотыми разводами; горничная, выступавшая позади и преисполненная более чем когда-нибудь чувством собственного достоинства, держала в руках маленький кружевной чепец, платок, стеганую кофту и еще кое-что из белья; хотя все эти предметы в сотый раз находились в руках Даши, но, судя по ее взглядам, они возбуждали в ней в эту минуту чувство непобедимого презрения, такого презрения, что она поспешила даже перенести гордый, негодующий взгляд свой на крестьян, стоявших перед господами. Мысль
Александры Константиновны необыкновенно понравилась Сергею Васильевичу.
- Ты меня предупредила; я только что думал об этом, - шепнул он, наклоняясь к жене, которая разбирала ленты.
До сих пор Катерина, Лапша и Маша не понимали, казалось, хорошенько намерения господ; по крайней мере на лицах их не произошло никакого изменения; яркие цвета лент и ослепительный блеск бонбоньерки произвел, повидимому, только действие на трех мальчуганов, начавших было выглядывать из-за понявы сестры и матери: все трое поспешно скрылись, как скрываются зайцы при виде сверкания огнестрельного оружия.
- Ну, это не по моей части… жена хочет кое-что подарить вам, я в это не вмешиваюсь, - с добродушною веселостью произнес Сергей Васильевич.
Он дал место жене, которая подходила с чепцом и кофтой к Катерине, взявшей у дочери своего младенца.
- Вот это тебе, моя милая… для твоего ребенка… приподыми его, я сама на него надену, - произнесла Александра Константиновна, накидывая чепец на голову младенца, который разразился вдруг неистовым воплем, - по крайней мере головка его будет теперь закрыта от солнца, - продолжала Александра Константиновна, - а вот тебе еще кофточка, чтобы закутывать его.
- Напрасно, матушка, изволите себя беспокоить… Много довольны мы и без того вашими милостями, не знаем, как и благодарить вас… Только нам этого ничего не надобно… - простодушно сказала Катерина,