парня из этой старинной пьесы звали?

– Он еще страшно изумился, когда я ему сказала, что я переводчица, а не из бюро знакомств. – Ник хлебнула еще вина. – Потом я потопала к другому заказчику. Здесь и того лучше. Оказывается, речь идет не о стихах.

– Не о стихах?

– О стихотворении. Сонете. Четырнадцать строк. Автор декадентский поэт начала века. Сколько времени вам понадобится на перевод, спрашивает он. Почему вы не обратились к кому-нибудь с испанского отделения, спрашиваю я. Им это раз плюнуть.

– Ты расстроена?

– А ты как думаешь, – ответила Ник, вынимая из сумочки приглашение и разрывая его. – Две встречи. Целое утро. А в результате: nada, niente, nicht. Гуляйте.

– Хорошо, что я заказала обед, – подмигнула Белл.

– Лучше, чем предложение о работе. Ты хоть что-нибудь о ней можешь сказать? Что это такое? Переводить какие-то документы?..

– Нет-нет. Нечто посущественней. Аби говорил, что это на несколько недель, а то и месяцев, какой-то бизнес на международном уровне. Французские бабки, итальянские бабки… Кто их разберет, – говорила она, разворачивая огромные карты меню, принесенные официантом. – Я поняла только одно – что это в твоем духе.

– Этот человек друг Аби?

– Ммм. Что будем есть? Здесь утки просто чудо.

– Иностранец?

– Не думаю, – проговорила Белл, не отрываясь от меню. – Разве лучшие утки не местные? С Лонг- Айленда?

Ник вдруг осенило. У сестры что-то на уме. Кто на сей раз?

– Анабелл!

– Что?

– Кто этот человек?

– Я же тебе говорила. Я не знаю подробностей. О, у них есть гребешки. Это такая вкуснятина… пальчики оближешь…

– Не может быть, чтоб ты совсем не знала. Он американец? Или иностранец?

– Кажется, и то и другое. – Белл подняла меню выше. Ник видела только ее макушку. – Так что же возьмем, утку или гребешок? О Боже, всегда надо решать. – Она произносила это несколько драматичней, чем надо. – Вот что сделаем, – воскликнула она, подзывая официанта, – закажем и то и другое, а потом поделимся.

Ник не слушала, что заказывала сестра. Почему в голову ей вдруг пришел Александр Татакис? Она и раньше о нем вспоминала. Частенько. Но все больше ту сцену, как у него вытянулось лицо при виде пиджака в стойле. С какой стати он всплыл сейчас во время ланча?

– Ну вот, – с облегчением вздохнула Белл. – Дело сделано. А теперь рассказывай, как поживаешь, с кем видишься…

– Ответь на мой вопрос. Что это за человек?

– Я же говорила. Друг…

– Он что, безымянный?

– Ник, – взмолилась Белл. – Клянусь, клянусь и больше не вернусь, а если совру, на месте помру.

– Ты это, сколько себя помню, всегда говорила перед тем, как что-нибудь соврать.

– Побойся Бога, – возмутилась Анабелл. – Мы что, дети? Кроме того, тогда у Пам ты заявила, что слышать не хочешь об Александре Татакисе, с какой стати я буду снова сводить вас?

Ник пристально посмотрела на сестру.

– Я не говорила ни о каком Александре Татакисе.

– Разве? – смутилась Белл. – А мне показалось…

– Чтоб мне провалиться.

– Ладно, – ухмыльнулась Белл, поднимая бокал и снова ставя его. – Ты все время обвиняешь меня во всяких кознях, поэтому, наверное, я подумала о том, что случилось в последний раз и…

– Но я и об этом не говорила, – не сводя с нее глаз, возразила Ник. – Я только спросила, кто предлагает мне работу. А ты начала нести какую-то ахинею насчет мистера Татакиса.

– Право, Ник…

– Да что ты все время крутишь!

– Ну что ты на меня все время наседаешь? Я только хочу сказать тебе о работе, а ты…

– Какое отношение она имеет к этому человеку?

– Какому человеку? А вот и еда! – Белл стала резать гребешки и грудку утки.

Ник прищурившись смотрела на нее.