тоже.
Стараясь успокоить дочь, я думала о том, что вряд ли кто-то позаботился закрыть ставни в комнатах Генриха или хотя бы отвести его подальше от окна. Если бы в него угодил осколок ядра, это сослужило бы Невиллу дурную службу, да и нас избавило бы от множества хлопот. Интересно, что стал бы делать Невилл, если бы убил своего короля, стреляя из пушек по Тауэру?
Потом взревели уже наши пушки, установленные на бастионах Тауэра, и окна ненадолго осветила вспышка артиллерийского залпа. Елизавета съежилась и теснее прижалась ко мне.
— Не бойся, это наши пушки стреляют по кораблям плохих людей, — постаралась я ее приободрить. — На нас напал родственник лорда Уорика, Томас Невилл, что весьма глупо с его стороны, ведь война-то закончилась нашей победой.
— А чего же он тогда хочет? — удивилась Елизавета.
— Он хочет начать все снова, — с горечью отозвалась я. — Но твой дядя Энтони хорошо подготовился к этой встрече, у него под началом полки лондонцев, которые не только отлично обучены, но и готовы до последней капли крови оборонять городские стены; им также помогают многие молодые ремесленники — молодым всегда нравится участвовать в сражениях. И они намерены непременно отстоять свой город! А потом, надеюсь, довольно скоро домой вернется твой отец.
Елизавета слушала меня внимательно, широко распахнув огромные серые глаза. Моя маленькая Елизавета всегда гораздо больше думала, чем говорила. С раннего детства она только и слышала что о войне и, по-моему, прекрасно понимала: мы все — лишь фигуры на шахматной доске Англии. Мне кажется, Елизавета уже тогда сознавала, что ей всегда грозила и будет грозить опасность, что собственная жизнь ей не принадлежит, хотя стоит очень дорого, а потому может быть продана за высокую цену.
— А когда папа вернется домой, все будет кончено? — уточнила она.
— Да, милая, — пообещала я, глядя в ее исполненное сомнений маленькое личико. — Тогда все будет кончено.
Три дня мы находились в осаде, три дня прятались в своей раковине, переживая бесконечные атаки вооруженных жителей Кента и военных кораблей Томаса Невилла. Впрочем, Энтони и наш родственник Генри Бушер, граф Эссекс, вполне успешно эти атаки отражали. С каждым днем в Тауэр прибывало все больше моих родственников и сторонников. Мои сестры с мужьями, жена Энтони, мои бывшие фрейлины и многие другие считали, что Тауэр — самое безопасное место в Лондоне. В итоге Энтони пришлось громогласно объявить, что у нас вполне достаточно солдат и командиров не только для сопротивления любой осаде и отражения любого штурма, но и для перехода в контрнаступление.
— Эдуард сейчас далеко отсюда? — обратилась я к брату.
Энтони, хоть и почувствовал, как я нервничаю, честно ответил:
— Согласно последним сведениям, он в четырех днях пути от Лондона. Это слишком далеко, и мы не хотим рисковать, дожидаясь, пока он сюда доберется. К тому же, на мой взгляд, мы вполне способны справиться и своими силами.
— А если вам это не удастся? — со страхом спросила я.
Энтони рассмеялся.
— Тогда, сестрица моя, тебе придется стать настоящей королевой-воительницей и самой командовать обороной Тауэра! Ничего, думаю, ты сумеешь долго здесь продержаться. Однако сейчас нам совершенно необходимо отогнать мятежников подальше; они не должны ни сжать вокруг Тауэра кольцо осады, ни усилить артиллерийский обстрел, ни — не дай бог, конечно! — как-нибудь прорваться внутрь крепости. Случись такое, ты почти наверняка погибнешь задолго до того, как Эдуард успеет сюда примчаться.
— Ладно, — мрачно ответила я, — тогда давай веди людей в атаку.
— Вот слова истинной йоркистки! — воскликнул Энтони с поклоном. — Все Йорки — люди кровожадные, ведь родились и выросли на поле боя. Остается надеяться, что, когда мир наконец будет достигнут, Йорки все же не станут просто по привычке убивать друг друга.
— Давай сперва этот мир установим, а уж потом будем тревожиться о том, как братья Йорки могут его нарушить, — заметила я.
На закате Энтони со своим войском приготовился к контратаке. Лондонцы были отлично вооружены и весьма неплохо обучены. Ведь этот город пребывал в состоянии войны целых шестнадцать лет, так что у каждого подмастерья имелось оружие и каждый умел им пользоваться. Люди Кента под командованием Томаса Невилла расположились лагерем близ Тауэра и городских стен, однако все они крепко спали, когда в ночной тиши Энтони со своими людьми неслышно выскользнул из крепости через задние ворота. Я сама придерживала для них створки ворот, и Генри Бушер, выходивший последним, сказал мне:
— А теперь, дорогая моя кузина, запри-ка за нами все засовы, забери детей и уходи в глубь Тауэра, там гораздо безопаснее.
— Нет, я буду ждать здесь, — возразила я. — Если у вас что-то пойдет не так, я смогу быстро открыть ворота и пропустить вас внутрь — и своего брата, и тебя, и всех остальных.
Бушер улыбнулся.
— Надеюсь, этого не потребуется и мы вернемся назад с победой.
— Да поможет вам Бог! — напутствовала я.
Мне действительно следовало бы тщательно закрыть все двери, но я этого не сделала. Я стояла в воротах и смотрела им вслед. Я казалась себе прекрасной королевой из старинной легенды, посылающей своих преданных рыцарей на битву, а затем, подобно ангелу, охраняющей их.
Сперва, в общем, все выглядело вполне мирно. Мой брат с непокрытой головой, в украшенном красивой резьбой нагрудном доспехе и с мечом в руке спокойно направлялся к лагерю противника, за ним следовали его верные друзья и соратники. В лунном свете они и впрямь напоминали странствующих рыцарей. За спиной у них поблескивала река, а над ними раскинулось бескрайнее темное небо. Хотя, как я уже говорила, мятежники и расположились лагерем у стен крепости, но значительная их часть разместилась прямо на узких грязных улочках, выходивших к реке. Это были воины из числа бедноты. Мало у кого из них имелись палатки, большинство улеглось прямо на землю у костров. На улицах близ Тауэра располагалось множество разнообразных пивных и публичных домов, так что по крайней мере половина войска Невилла оказалась вдрызг пьяна. Отряд Энтони бесшумно разделился на три части, мой брат что-то шепотом приказал им, и картина разом переменилась: лондонцы надели на головы шлемы, опустили забрала, выхватили из ножен мечи, подняли тяжеленные булавы и в мгновение ока превратились из простых смертных в рыцарей, закованных в металл.
Стоя в воротах крепости и глядя на это, я непонятным образом почувствовала, что с ними произошли и некие внутренние перемены. И хотя именно я послала этих людей на битву, хотя сейчас они защищали именно меня, мне вдруг стало страшно, возникло такое ощущение, будто вот-вот случится нечто ужасное и кровавое. «Нет!» — пробормотала я и подняла руку, словно собираясь остановить их как раз в тот момент, когда они ринулись вперед, размахивая мечами и боевыми топорами.
Люди, спавшие в лагере и на улицах, испуганно вскрикивали и пытались подняться, но тут же получали удар мечом в сердце или топором по голове. Судя по всему, они даже дозорных не выставили, и некому было предупредить их об опасности, а потому они пробуждались от сладких грез о победе и скором возвращении домой навстречу холодным клинкам и мучительной смерти. Задремавшие часовые, проснувшись, пытались пронзительными голосами поднять тревогу, но тут же замолкали, получая удар кинжалом прямо в глотку. Ошалев от страха, воины Невилла стали разбегаться. Один спросонок угодил прямо в горящий костер, сильно обжегся и дико взвыл от боли, но никто и не подумал остановиться и помочь ему. Люди Энтони ногами раскидывали горящие головни, и несколько ближайших палаток, а также постели тех, кто спал прямо на земле, загорелись. Лошади в ужасе пятились, вставали на дыбы и громко ржали, поскольку стали вспыхивать висевшие у них на шее торбы с овсом. Теперь уже весь лагерь проснулся и был охвачен паникой. Люди Энтони шли по нему, точно безмолвные убийцы, и закалывали даже тех, кто лежал ничком на земле или старался незаметно отползти в сторону; некоторые из них и проснуться толком не успели. Тех же, кто пытался встать, толкали обратно на землю и вспарывали им, безоружным, животы, а тому, кто тянулся к своему мечу, дубинкой раскраивали голову. Войско мятежников, явившихся из Кента, было действительно застигнуто врасплох. Те, кому удалось остаться в живых, хватали свои пожитки и бросались наутек. Они будили спящих на узких улочках близ Тауэра, и кое-кто из них устремлялся с
