Тресси лишь пожала плечами. Тогда Клинг, развязав ей ноги, грубо поволок ее прочь от лагеря. Занемевшие лодыжки отозвались острой, ноющей болью, и девушка зашаталась, едва держась на ногах.

– Со связанными руками я не справлюсь, – пробормотала она. Если Клинг хотел ее унизить – он неплохо добивался своего.

Великан бесцеремонно дернул веревку, и от немыслимой боли у Тресси потемнело в глазах.

– И не вздумай дать деру, – процедил он. – Я готовлю кофе, и, если ты пустишься наутек, мне придется бросить кофейник без присмотра. Меня это страх как огорчит, ясно?

Клинг затопал прочь, даже не глянув на Тресси.

Прежде чем добровольно вернуться в лапы своего мучителя, девушка наскоро прикинула, что будет, если она и впрямь попытается бежать. Можно спрятаться в лесу. Клинг не сумеет ее найти. Да нет, отыщет. Подлесок здесь негустой, а этот гад хитер и злобен, как дикий зверь. Кроме того, Рид их вот-вот нагонит – в этом Тресси твердо была уверена. Если она убежит в чащобу леса, они с Ридом, чего доброго, так и не сумеют найти друг друга.

За завтраком Доул Клинг отчего-то разговорился и стал похваляться, как ловко все эти месяцы следил за Тресси и Ридом.

– Прямехонько от самой Вирджинии, – с ухмылкой басил он. – Уж я-то повидал все, чем вы занимались. – И добавил, маслено глянув на Тресси поверх дымящейся кружки с кофе: – Может, ты и меня ублажишь не хуже?

– Заткни свою грязную пасть! – огрызнулась она.

– Не кобенься, цыпочка. Захочу – так возьму все, что моей душеньке угодно. Тебе это дело по вкусу, как я погляжу.

Тресси захотелось провалиться сквозь землю, только бы не слышать этих пакостных речей. Наплевать, какого мнения о ней Клинг, – не в этом дело. Просто ее мутило при одной мысли, что этот боров глазел на них с Ридом.

– Врешь ты все! Ничегошеньки ты не видел!

– Откуда ж, по-твоему, я все это знаю? – И Клинг разразился таким гоготом, что лошади испуганно заржали, молотя копытами каменистую землю.

– Зачем ты все это затеял?

– А ты спроси у своего красавчика, ежели, конечно, случай выпадет.

– Еще как выпадет! Рид прикончит тебя, вот увидишь.

Клинг уставился на девушку таким тяжелым, злобным взглядом, что она задрожала. Затем плеснул остатки кофе в костер и поднялся, потянувшись всем своим громадным телом.

– Пора ехать.

Кофе Тресси так и не достался, но, перед тем как свернуть лагерь, Клинг сунул ей флягу с водой. Она пила неспешно, большими глотками, отмечая с интересом, что он не стал уничтожать следы стоянки.

Мысленно Тресси молилась, чтобы похититель не связывал ее, но молитва оказалась напрасной. Потом Доул долго стоял, зачем-то вглядываясь в ту сторону, откуда они приехали, но наконец вскочил в седло и, взяв поводья чалой, направил коня через лужайку.

Этим утром Клинг, к удивлению Тресси, оказался на редкость разговорчив, правда, поглощенная мыслями о Риде, она не сразу стала вслушиваться в его бормотание.

– …Кабы только я еще тогда, в Вайоминге, знал, что этот полукровка и есть Бреннигэнов ублюдок. Поздно сообразил, уже когда отыскал в седельных сумках кисет. Бреннигэн вечно оставлял повсюду свое клеймо, словно ему весь мир принадлежал. Как это он не поставил клейма на моей скво. Я говорю о мамочке твоего разлюбезного, об Умной Лисе.

Тресси наконец-то сообразила, что Клинг что-то говорит о Риде.

– Умная Лиса? Но ведь так звали индианку, мать Рида.

– Ну да! Только вначале она была моей скво, до того, как появился Рейс Бреннигэн со своими льстивыми ухватками. – Клинг зловеще хохотнул. – Поначалу-то мне еще казалось, что ребеночек, может, мой, ясно? А потом уж я подсчитал, что Умная Лиса чересчур долго без меня гуляла. Так вот Рейс и его отродье убили мою скво. А она была, богом клянусь, аппетитная штучка!

Тресси уже ничего не понимала. Воспоминания о Горьком Листке и Калебе путались у нее с бессвязным рассказом Клинга. О чем он говорит? Что мать Рида была его женой? Да как же такое возможно? И кто такой Рейс Бреннигэн, если Рид носит фамилию Бэннон?

Великан умолк и молчал так долго, что Тресси уже и не думала услышать продолжение рассказа. Доул снова подал голос лишь после того, как лошади медленно и с немалым трудом пробрались по краю тропы, над узким ущельем.

Во время опасного спуска Тресси то и дело оборачивалась с тайной надеждой увидеть далеко позади одинокого всадника, поскольку это мог быть только Рид Бэннон. Увы, осины и сосны так густо росли на скалах, что ничего нельзя было разглядеть.

Хриплый бас Доула Клинга отвлек ее от этого бессмысленного занятия:

– Горький Листок чуточку была похожа на Умную Лису, да только глупа, как пробка, а вот Умная Лиса была в точности такой, как ее назвали, – смышленая, проворная, работящая. Ни слова не знала по- английски, а между тем ей ничего не нужно было повторять дважды. В первый же год она выдубила мне дюжину бизоньих шкур! Ты хоть представляешь, что это значит? Да куда тебе, – презрительно фыркнул Клинг, – с твоими-то белыми ручками! Доходяга ты бесполезная, и больше никто.

– Если тебе от меня никакой пользы, что ж ты меня тащишь с собой? – сквозь зубы спросила Тресси. В груди у нее клокотала лютая ненависть. Боже мой, она и не знала прежде, что можно так ненавидеть человека! Все прегрешения отца не вызывали у нее таких острых чувств.