слепая любовь.

– Не только женщин, сердце мое, – сказал Рид. – Быть может, этот Линкольншир тоже ослеплен чем-то и потому дурно обходится с твоей подружкой.

– Да как ты можешь заступаться за человека, которого и в глаза не видел?!

– Я и не заступаюсь. Просто всякое поведение, всякий поступок неизменно найдется чем оправдать, если только знать его причины.

– Да ведь он попросту обманывает Розу! Пользуется ее любовью, а сам женат и расставаться с женой не собирается. Если уж его так разбирает похоть – искал бы себе всякий раз новую шлюху!

– Все верно, он обманывает Розу, но, может быть, она и сама рада обманываться – лишь бы получать то, что хочет.

Тресси отвернулась и минуту лежала молча, упорно глядя в темноту.

– Давай больше не будем говорить о Розе и Джарреде, – тихо попросила она.

– Хорошо, родная. Но вот меня никто не вынуждал покинуть тебя. Я бежал лишь потому, что испугался себя самого, своей любви к тебе.

– А я не должна была тебя отпускать, Рид, но ведь это совсем другое! Ты нужен был мне, чтобы спастись от… от…

Рид осыпал ее поцелуями и этим вынудил замолчать. В номере было так темно, что они не могли разглядеть лица друг друга – Тресси различала лишь, как влажно поблескивают его глаза.

Она лежала недвижно, размышляя о том, что Рид, наверное, прав – у каждого поступка есть свои причины и свои оправдания.

– А если я не стану больше разыскивать отца? Что тогда?

Рид затаил дыхание.

– Ты не шутишь? – хрипло спросил он.

– Во всяком случае, постараюсь.

– Тресси, ненависть съедает человека живьем. Поверь мне – уж я-то знаю. Если ты и дальше будешь искать отца, всматриваясь во все встречные лица и мечтая отомстить ему за содеянное, – ты никогда не будешь счастлива. Мы никогда не будем счастливы. Я почти всю жизнь провел в бегах; не знаю даже, сумею ли дать тебе то, чего ты хочешь. Одно я могу сказать наверняка – надо забыть о ненависти, Тресси. Забудь о своем отце и подумай о том, чего еще ты хочешь от жизни.

Тресси долго молчала, прежде чем ответить, и, когда наконец заговорила, в голосе ее звучали слезы:

– Чего я хочу? Стать женой любимого человека. Родить ему много-много детей. Но прежде… прежде я должна отыскать отца и сделать так, чтобы он за все заплатил сполна. Он же все равно что убил маму, а меня просто бросил на произвол судьбы. Ты хоть понимаешь, каково это – знать, что человек, которого ты любишь, бросил тебя, точно старую ненужную ветошь?! Потом появился ты – и ушел, а Калеб, мальчик мой, умер. Господи, Рид, я сама не знаю, что говорю. Ради всего святого, постарайся меня понять. Если мы действительно любим друг друга – наша любовь выдержит все, но если ты не хочешь помочь мне в поисках отца, значит, ты меня не так уж сильно любишь, вот и все. А я не хочу убедиться в этом после того, как мы поженимся и народим детишек. Рид, я должна его найти. Должна, чтоб он сгорел в аду!

– Тресси, сладкая моя, не надо так говорить. Даже думать так не стоит. Ты должна простить его.

Рид осознал вдруг, как это важно – исцелить Тресси от ненависти к отцу. Эта ненависть штормовой тучей нависала над их любовью, изрыгая молнии злобы и грозя вот-вот обрушиться смертоносным ливнем на их хрупкое счастье. Что бы ни решила Тресси, он, Рид, последует за ней, но в душе будет молиться, чтобы она нашла в себе силы простить отца.

Как иначе она сумеет когда-нибудь простить и забыть прегрешения самого Рида?

Он прижал к себе девушку и в темноте почувствовал, что она плачет. Тогда Рид и сам едва не разрыдался.

Наконец он провалился в глубокое, неспокойное забытье. Во сне он снова шел знакомой снежной тропой к дверям лесной хижины. Демоны вернулись, и снова пахло кровью и смертью, и страшно кричала женщина – так страшно, что у него разрывалось сердце.

Рид проснулся от собственного крика и вскочил, задыхаясь и обливаясь холодным потом.

Тресси в темноте крепко обняла его, притянула к себе, согревая сонным теплом своего тела.

– Боже, помоги мне! – простонал Рид, уткнувшись лицом в ее плечо.

– Тс-с, тише, тише, – шептала она, – все хорошо, родной, это просто сон. Я здесь, ты со мной, успокойся же, успокойся.

Тресси баюкала его, как ребенка, покуда он не перестал дрожать.

Они должны выдержать и это испытание – любой ценой. Она больше ни за что не покинет Рида, но и от мести своей ни за что не откажется. Должен же быть какой-то выход из этой западни. Они его найдут, обязательно найдут.

Джарред Линкольншир смотрел на Тресси с нескрываемым сожалением.

– Нам будет недоставать тебя, детка. Ты уверена, что так уж хочешь уехать?

Он жестко, неприязненно глянул на Рида Бэннона – тот стоял чуть поодаль, держа в руках шляпу. Без бороды лицо его выглядело куда моложе, четко очерченный рот был упрямо сжат. Тресси рада была, что он побрился.