– Она из племени сиу. И кстати, не способна снять скальп ни с нас, ни с кого-то другого.

Тресси заглянула в раскосые глаза молодой красавицы-индианки. Та смотрела с вызовом, но и чуть испуганно. Тресси улыбнулась ей и с неприкрытым недоверием покосилась на Доула.

– А вот этот способен на многое.

– Он говорит, что раньше был траппером, а потом его призвал господь.

– Что-о?! – Тресси пораженно уставилась на Рида. – Он что же, траппер-проповедник?

Рид кивнул:

– Во всяком случае, так он говорит.

– Я иду в лагеря старателей, дабы принести целительную милость господню бедным душам, кои погрязли в грехе и отвернулись от создателя, – прогудел Доул.

– Точь-в-точь настоящий проповедник, – неохотно признала Тресси. Она все так же упорно обращалась к Риду, не желая даже говорить с этим медведем в образе человеческом.

– Что ж, тогда, я думаю, мы можем поделиться с ними кровом, тем более что на самом деле эта хижина вовсе и не наша. Доул мог бы запросто вышвырнуть нас отсюда.

Тресси стиснула зубы.

– По какому праву?

– По праву сильного, – чуть слышно ответил Рид. Девушка прикинула, успеет ли добежать до хижины и схватить ружье, и решила, что успеет.

– Пусть только попытается – я живо уравняю нас в правах.

– Да ладно, детка, хватит с тебя на сегодня приключений, – хохотнул Рид. – Эй, Доул, пойдемте-ка все в хижину да состряпаем ужин. Добро пожаловать под этот скромный кров – так, Тресси?

Та уже успела прийти в себя, а потому сердито оттолкнула его руку.

– Да ладно, – буркнула она. – Только пусть и они поделятся своими припасами. Вон какой здоровяк – небось сожрет медведя в один присест и не подавится.

Доул разразился гулким хохотом:

– Ох, Бэннон, и где только ты отыскал этакую оторву? Я вижу, она кого угодно переговорит.

– Вовсе не он меня отыскал, мистер Дули, а я его. И будьте добры сказать вашей жене, что она может войти в хижину и отдохнуть.

Рид негромко заговорил с индианкой. Речь их была краткой и мелодичной. Когда он вновь повернулся к Тресси, глаза его блестели.

– Ее зовут Горький Листок, – сообщил он таким тоном, словно представлял Тресси ее величество королеву. – И у нее вот-вот будет ребенок.

– Это, Рид Бэннон, я и без тебя вижу. – Несмотря на свой резкий тон, Тресси хорошо понимала, как ее спутник счастлив оттого, что встретил свою соплеменницу. Что бы он там ни говорил, а в глубине души Рид все-таки гордился своей индейской кровью.

Тресси взяла индианку за руку и ввела в хижину. Женщина была невысокая, хрупкая, с раскосыми, черными, как у Рида, глазами. Черными и таинственно блестящими. Тресси решила, что с виду ей никак не дашь больше пятнадцати, хотя разобраться трудно – уж слишком велик живот. Мужчины остались снаружи, предоставив женщинам заниматься своими делами.

Несколько секунд Тресси и Горький Листок стояли посреди хижины, молча разглядывая друг друга, затем девушка жестом указала на неуклюжий стол, сколоченный Ридом. Там стояла деревянная миска с дикими сливами, которые Рид принес из леса минувшим вечером. Сливы были мелкие и терпкие, но очень вкусные. Тресси все мечтала о сливовом пудинге, какой пекла мама, но у них, увы, не было ни муки, ни сахара. Горький Листок робко взяла из миски ярко-алый плод и поднесла к губам.

– Ты, конечно, ни словечка не понимаешь, – сказала Тресси, – но, знаешь, так приятно наконец оказаться в женском обществе. – Она потрогала ладонью огромный живот индианки. – Моя мама умерла родами. Совсем недавно.

Горький Листок безотчетно кивнула и принялась жевать, безропотно позволяя Тресси ощупывать ее живот.

– О-о, как он брыкается! – восхитилась девушка, покачав головой. – Должно быть, здоровенький. – Она выразительно помахала руками над животом. Там, в недрах материнской плоти созрела новая жизнь, и теперь ей не терпелось выбраться наружу.

Индианка потянулась к пламенно-рыжим волосам Тресси, сжала в ладони длинный локон и, разжав пальцы, лучезарно улыбнулась.

Тресси энергично закивала и тоже выразила жестами свое восхищение волосами гостьи. Беседа становилась оживленной, хотя обе не понимали ни слова на языке друг друга.

– Ты будешь рожать в первый раз, верно? И, бьюсь об заклад, перепугана до полусмерти. Вот что я думаю – надо бы тебе до родов остаться здесь, в хижине. Разве можно положиться в таком деле на этого верзилу с медвежьими ухватками? От него наверняка не будет никакого проку.

В ответ Горький Листок разулыбалась и что-то залепетала. Тресси захихикала, как девчонка, и индианка к ней присоединилась.

В эту минуту в хижину вошел Рид.

– Ну, девочки, я вижу, вы уже подружились. Знаешь что? У Доула есть кофе и сахар, и он готов поделиться с нами, если мы позволим им остаться здесь на несколько дней. Доул говорит, что за пять миль учуял нашу кроличью похлебку. У них уже три дня не было времени разводить костер.