Заживо похоронен! Кастанеда в отчаянии рвал на себе волосы. Но он скоро поднялся и хромая пошел вперед. В нем пробудилось чувство самосохранения и все его думы и стремления сосредоточились на одной мысли – вырваться из этой могилы.

Он подошел к краю выступа скалы. Ведь индейцы бросили ему веревку, может быть, она была достаточно длинна, чтобы по ней спуститься вниз. Быть может, пропасть не так глубока, как это казалось сверху. Кастанеда лег на землю и подполз к краю выступа, но один взгляд вниз сразу уничтожил все его надежды. Веревка была длиной футов в 50, а пропасть вчетверо больше; круто и гладко шла каменная стена вниз, туда, где шумел горный поток.

По этой дороге спасение было невозможно! Он отошел и осмотрел свою темницу; она состояла всего из сотни квадратных футов скалистой почвы, окруженной крутыми каменистыми стенами. Взгляд его упал на лежавшие на земле четыре руки. Ему невыносимо было видеть их, и он с ужасом поднял их и бросил в пропасть.

– Теперь моя могила чиста, – прошептал он садясь.

Собравшись несколько с духом, он стал ободрять себя. Ведь бывал же он в самых ужасных положениях и никогда не терял головы. Стены и скалы не Бог весть, как высоки, всего сорок футов! Надо попытаться выбраться отсюда. К тому же у него есть инструмент: стамеска и молоток, с помощью которых можно вырубить в скале ступени.

Он вскочил и выбрал для этой цели косо выдававшийся край утеса, широкий внизу и сужавшийся кверху; небольшая покатость в стене составляла для Кастанеды громадную выгоду и облегчала устройство ступенек.

Он тотчас же принялся за работу; но раненая камнем нога болела так сильно, что он вынужден был снять сапог. «Ах, если бы только у меня была вода!» – говорил он. То немногое, что оставалось у него в фляге, нужно было беречь. «Скорей за работу! Надо кончить ее, пока еще не наступил голод и жажда».

Кастанеда начал высекать первую ступень на высоте груди. Куски камня летели по сторонам, и, несмотря на палящее солнце, первая ступень была окончена в какой-нибудь час.

Он страшно устал, но с радостью смотрел на дело рук своих. Через двадцать четыре часа он надеялся быть наверху, а двадцать четыре часа он, конечно, свободно выдержит. С радостью смотрел он теперь на небо, видя, что солнце прячется за черное облако. Солнечные лучи не беспокоили его больше, он мог продолжать работать. Он влез на первую ступень, сел на нее верхом и начал высекать вторую. Неловкое положение затрудняло работу; но Кастанеда не унывал и работал до тех пор, пока ураган не заставил его на время приостановиться.

Ветер свистел вверху; но к счастью буря шла не с той стороны, с которой площадка была открыта; гора защищала Кастанеду, и в ущелье было сравнительно тихо. Поэтому Кастанеда обрадовался грозе, – она несла ему воду, и поспешно принялся высекать цистерну около самой стены. Во время дождя, длившегося всего полчаса, Кастанеда собрал в ямке до двух футов воды, сам напился досыта и наполнил свою фляжку.

Затем он снова принялся за работу и до наступления темноты окончил уже третью ступеньку; еще шесть-семь ступеней – и он спасен! Но он сильно устал и должен был лечь отдохнуть.

Незадолго до рассвета выглянула луна и застала его вновь за работой. Но как медленно продвигалось теперь дело: стамеска искривилась, и силы Кастанеды убывали.

Наконец четвертая ступень была окончена, и неутомимый работник спустился вниз отдохнуть, напиться и поесть. В сумке лежал последний кусок хлеба, а ему оставалось еще много работы. При этом он заметил, что его запас воды, испаряясь, сильно уменьшился, и в довершение всего его угнетала новая забота. Ушибленная камнем нога сильно распухла и болела, мешая ему работать; он должен был употребить страшные усилия, чтобы окончить пятую ступень. Стамеска совсем искривилась и оказалась никуда негодной. Он хотел было выправить ее молотком, но она переломилась; древко молотка тоже расшаталось.

Уже наступил полдень, когда он принялся за шестую ступень. Но силы его ослабели; такого напряжения не могло выдержать даже железное здоровье Кастанеды. Голова его кружилась.

Язык его прилипал к небу, в висках стучало, а в глазах сверкали искры.

С трудом дополз он до ямки с водой; но запас ее исчез. Дрожащими руками брал он оставшийся тут сырой ил; но жгучая жажда не утолялась этим. Пришлось начать запас из фляжки и съесть последний кусок хлеба.

Он взглянул наверх на ступени. Ему предстояла еще гигантская работа, а силы его иссякли; нога пухла все более, и Кастанеда потерял почти всякую надежду.

Между тем над вершинами гор медленно поднимался огромный огненный шар солнца. Лучи его касались уже края площадки, на которой находился Кастанеда, и все меньше и меньше становилась тень, бросаемая на нее скалами.

Прошел еще час, и палящие лучи солнца превратили ущелье в пылающую печь!

Страх смерти заставил Кастанеду снова взяться за работу. Но тщетно: он был слишком слаб и со стоном упал на землю. Солнце касалось уже его ног; он прижался к стене и несколько времени еще оставался в тени.

Мысленно перенесся он в свою усадьбу. Быть может, там уже заметили его отсутствие; вероятно, поселенцы приходили и спрашивали о нем; быть может, его искали уже в лесу; но Бецерилло, который один мог найти его след, погиб.

Может быть, они открыли его сундуки и нашли в них самородки золота; но знали ли они, где находятся золотые руды? Ах, только один человек знал это и при виде золота тотчас догадался бы, где искать Кастанеду. Но этого человека, который мог бы спасти его, он сам же отравил. Маркена лежит теперь, как и он, на смертном одре, если милосердный Бог не освободил его раньше от страданий. Милосердный Бог! Мысли Кастанеды приняли другое направление. Он стал вспоминать свое прошлое. Жизнь его была полна неправды и грехов, – и им овладели угрызения совести и страх перед смертью и страшным судом. Он стал искать спасения в молитве, каялся в грехах своих, молил Пресвятую Богоматерь спасти его и давал обет оставить нечестивую жизнь, Поступить в монастырь Ла-Рабида и посвятить остаток своих дней добрым делам. Он давал обет вернуться на Эспаньолу для проповеди слова Божия и обращения индейцев в христианскую веру, хотел делать добро тем, которых до сих пор преследовал, и любить врагов своих.

Но мысли его стали путаться. Солнце клонилось к западу, и палящие лучи его падали прямо на голову Кастанеды. Его томила смертельная жажда, и он выпил всю оставшуюся воду. Эти последние капли могли