Атаман оторопел.

– Пошто прогоняешь? – обиженно спросил он. – Ведь хорошо нам было вместе. Скажешь, нет?

Щеки княгини Натальи побелели.

– Выбрось из головы! – яростно заявила она. – А напомнишь, скажу князю, что ты меня снасильничать хотел.

Несколько секунд атаман стоял ошеломленный. Какова подлость! Каково двуличие! Ах ты, подколодная змея!

– Вот, значит, как. – Атаман прищурил недобрые глаза. – Гонишь прочь, как шелудивого пса?

Лицо Самохи налилось кровью. Глаза холодно блеснули. Он схватил Наталью за руку и дернул на себя. Княгиня вскрикнула. Вперив в лицо Самохи пылающий взгляд, она проговорила клокочущим от гнева голосом:

– Пусти руку, мразь! Егре скажу!

– Не скажешь, – отчеканил атаман. – Я ему колечко твое покажу. И скажу, что ты сама мне его подарила.

– Колечко? – Наталья прищурила глаза. – Вот, значит, как. А я-то думала, что потеряла его. Так ты не только разбойник, ты еще и вор?

Самоха осклабил в улыбке крепкие белые зубы.

– Покажу колечко, – вкрадчиво проговорил он. – Князь, я чай, по головке не погладит?

Он снова дернул Наталью на себя и быстро перехватил ее за плечи.

– С ходоком миловалась, а со мной не хочешь? А ну подставь уста! Не уйду, пока не поцелую!

Наталья, глядя ему в глаза, качнула головой:

– Нет. Не будет тебе поцелуя. Убирайся прочь, пес.

Атаман сдавил ее предплечья пальцами так крепко, что княгиня поморщилась от боли.

– Так не поцелуешь? – мрачно спросил он.

Наталья молчала. Атаман медленно усмехнулся.

– Как на престол приду, служанкой моей будешь, – пригрозил он. – Сапоги мои тряпкой до блеска натирать станешь. И ходить будешь только голая. А когда я велю…

Наталья плюнула атаману в лицо.

Самоха вытер лицо ладонью. Несколько секунд он стоял молча, борясь с гневом, которому не мог дать выхода, затем развернулся и зашагал прочь из комнаты.

Когда дверь за ним закрылась, Наталья обессиленно опустилась на табурет. С минуту она молча о чем- то размышляла. Когда дверь снова скрипнула, она вздрогнула и испуганно воззрилась на вошедшую. Это была нянька Голица.

– Княгинюшка, там тебя князь кличет, – сказала она. – Говорит, хочет что-то показать.

– Чего показать?

– Не знаю. Но только князь весь светится и ликует. И все руки потирает да тебя кличет. Говорит – приходи поскорее.

Сердце Натальи сжалось в предчувствии беды. Она набросила на плечи богатую персидскую шаль, обула кожаные сапожки и пошла к Егре.

– Зачем звал, князь?

Егра встал со скамьи и двинулся навстречу жене.

– Хочу тебе кое-что показать, – произнес он странным голосом. – Готова ли ты глядеть?

Брови княгини встревоженно дрогнули.

– Темно говоришь, князь. Если хочешь что-то показать – показывай скорее.

– Что ж… Идем. – Егра взял Наталью за руку и повел ее к дальнему длинному столу. На столе что-то лежало, накрытое большой холстовой тканью.

Остановившись перед столом, князь приказал:

– Сдерни ткань!

– Зачем? – не поняла Наталья.

– Там мой дар. Сдерни ткань и посмотри.

На лице княгини отобразилось недоумение.

– Чудишь ты, князь, – дрогнувшим голосом проговорила она. – Ну, хорошо.

Наталья взялась за край ткани и потянула ее на себя.

Лицо ее побелело. Она покачнулась, но устояла на ногах.

– Кто это? – спросила Наталья севшим от ужаса голосом.

– А ты не узнала? – Князь улыбнулся. – Это твой бывший дружок. Глеб-Первоход!

Княгиня вновь покачнулась и на этот раз не смогла устоять на ногах. Егра поддержал ее и, испугавшись мертвенно-бледного лица Натальи, крикнул:

– Воды! Быстрее воды!

Боярин Велигор, старший холоп Липок и охоронец Ратмир наперегонки бросились к кадке с чистой водой, в которой плавала деревянная ладья.

Первым за ковш ухватился Липок. Он и принес княгине воды.

Отпив глоток, Наталья открыла глаза и, увидев перед собой Егру, сказала:

– Это не он. Тебе никогда не убить Глеба. Никогда.

Губы князя задрожали. Липок снова протянул Наталье ковшик, но Егра резко ударил по нему рукой. Ковшик упал на пол, и вода из него выплеснулась князю на ноги.

– Княже! – испуганно воскликнул Липок и захлопал глазами.

– Ратмир! – позвал князь Егра.

Охоронец мигом подскочил к князю:

– Я здесь, пресветлый!

– Княгиню в комнату, под надзор! Без моего ведома не выпускать! А этого… – Князь кивнул на холопа, – отдай кату. Пусть всыплет ему плетей.

– Княже! – испуганно проблеял Липок.

– Это тебя научит расторопности, пес.

Егра повернулся и грузно зашагал к двери, постукивая об пол своим тяжелым золоченым посохом.

Сумерки в лесу стремительно сгустились. На небе появилась розоватая луна. Вдруг свистнул дозорный. Нелюди, расположившиеся вокруг костров, тотчас вскочили со своих мест и схватились за боевые топоры и мечи.

– Белнон! – крикнул вдруг кто-то. – Это же Белнон!

И впрямь, из лесной чащобы в сопровождении дозорных вышел старик-альбинос. Он улыбнулся, сделал знак рукой, и из чащобы стали выходить нелюди и чудовища.

– Он привел наших собратьев, плененных людьми! – снова восторженно крикнул кто-то.

Высокая стройная девушка поднялась с бревна и пошла навстречу альбиносу. Остановилась перед ним и тихо выдохнула:

– Отец!

– Диона, – мягко проговорил Белнон и обнял девушку.

Вокруг поднялся галдеж. Освобожденные нелюди обнимались со своими собратьями и весело с ними переговаривались. Диона и Белнон не обращали на шум никакого внимания. Они смотрели друг другу в глаза и никак не могли насмотреться.

– Ты свободен, – дрогнувшим голосом произнесла Диона. – Но как тебе удалось?

– Нам помог твой друг, – ответил Белнон.

– Мой друг?

– Да. Вон он.

Диона повернула голову, и брови ее взметнулись. Чуть в стороне от радостно галдящей толпы нелюдей стоял Глеб-Первоход.

И тут громкое рычание заставило всех замолчать. К толпе нелюдей подошел Бычеголов. Яростно сверкнув на Глеба глазами, он грозно рявкнул:

– Что здесь делает этот человек?