– Какого завода?

Мистер Конлей смущенно опустил глаза.

– Завода Эмсела. Говорят, что под руководством мистера Дэниелса дела там идут очень хорошо. Завод был на грани банкротства, но теперь об этом нет и речи.

Все-таки Риордан умеет вести дела, что ни говорите. Не в пример вашему отцу, уж не обижайтесь.

– Мой отец был очень умелым и дальновидным человеком! – не то что обиделась, а вознегодовала Элиза.

– Он был очень умелым игроком в «фараона», вы это хотите сказать? – попытался отшутиться Конлей.

Практически все люди круга Авена Эмсела проводили часть жизни за игральным столом, но Элиза не имела ни малейшего желания обсуждать своего любимого отца с мистером Конлеем. Она пробормотала в ответ что-то невнятное и не вполне учтивое, протянула Конлею плату за услуги и ушла.

По дороге на завод Эмсела Элиза не могла избавиться от неприятного осадка, который остался у нее после посещения игорного дома. Как смеет мистер Конлей так неуважительно отзываться о папе? Ей была отвратительна сама мысль о том, что он теперь будет владеть паем в заводе Эмсела.

Возмущение еще некоторое время кипело в ее душе, но настроение понемногу улучшалось. Элиза любовалась новыми зданиями, мимо которых проезжала. Многие из них были построены Риорданом, она же или работала над проектом, или поставляла кирпич для строительства.

Как справедливо сказал Риордан в своей речи на открытии Торговой палаты, Чикаго возрождался стремительными темпами. За год, прошедший со времени Великого Пожара, на восстановление города была потрачена колоссальная сумма – тридцать четыре миллиона долларов на Южный район, четыре миллиона на Северный и два миллиона на Западный. Для 1870-х годов это была астрономическая цифра. Город снова обрел свое привычное лицо: вдоль улиц, некогда черных от копоти и сажи, теперь были разбиты аллеи и бульвары, которые по весне обещали зазеленеть и наполнить Чикаго буйным цветением.

Когда Элиза подъехала к воротам завода Эмсела и увидела знакомые с детства дымящиеся трубы, ее настроение снова испортилось. К ее разочарованию, Феликс Морган, управляющий, видимо, забыл об их договоренности и уехал куда-то по своим делам. Судя по всему, он не очень-то верил, что ей удастся выкупить завод.

– Передайте господину управляющему, что я вновь приеду завтра в девять утра, – сухо сказала Элиза клерку. – Хотелось бы найти его на рабочем месте.

– Хорошо, мэм.

Элиза вернулась в особняк Риордана и сама завела лошадь в стойло. Она вошла в дом через боковой вход и, на ходу снимая шляпку и накидку, направилась в библиотеку.

Дверь, ведущая в кабинет Дэниелса, была закрыта. В воздухе витал легкий цветочный аромат. Элиза огляделась, и тут же ее взгляд упал на букет желтых роз, стоящих у нее на столе. В соответствии с порядком, установленным в доме Риордана, садовник регулярно раз в три дня доставлял сюда свежие цветы.

Элиза положила пакет от Конлея на стол и принялась было за стопку бухгалтерских книг, но вдруг услышала за стеной какой-то приглушенный шум. Так, значит, Риордан у себя и работает!

Элиза была не в настроении общаться с ним, поэтому попыталась сосредоточиться на цифрах, вписанных в гроссбух корявым почерком Бошара. Звук за стеной повторился, и Элиза невольно подняла голову. Это не было похоже ни на беспокойный вздох Риордана, ни на его обычное бормотание под нос, сопровождавшее какие-нибудь сложные математические выкладки. Она привыкла к подобным звукам, а этот резал слух своей необычностью.

Наконец Элиза различила грудной женский смех, от которого дохнуло таким же кокетливым бесстыдством, как от цветов, навязывающих ей свой приторно-сладкий запах.

Элиза выронила перо из рук и почувствовала, что задыхается. Казалось, какие-то невидимые пальцы сдавили ей горло. У Риордана в кабинете женщина! И в том, что это за женщина, сомневаться не приходилось.

Неожиданно для себя самой Элиза вдруг встала, взяла пакет от Конлея и направилась к двери Риордана. Этот пакет может быть предлогом для того, чтобы постучаться. Она должна войти туда и убедиться своими глазами…

Но когда Элиза подошла вплотную к двери и услышала шепот и смешки, свидетельствующие об интимном характере сцены, происходящей в кабинете, она забыла постучаться, взялась за ручку двери и толкнула ее внутрь.

Они не сразу заметили Элизу. На кожаной кушетке, которую Риордан держал для посетителей, возлежала полуобнаженная Линетт. Риордан, одетый, но растрепанный, сжимал ее в объятиях. На столике возле кушетки стояла початая бутылка вина и два фужера.

Элиза остолбенела, крепко прижимая к груди пакет мистера Конлея. Они наверняка подумали, что ее не будет весь день! Ведь именно это она сказала Бошару!

Потрясенной Элизе хватило всего нескольких секунд, чтобы разглядеть в деталях и оценить сцену, свидетельницей которой она стала. Шелковая нижняя рубашка сползла с обнаженных плеч Линетт и открывала взору полную грудь с темными напряженными сосками. Больше никакой одежды на актрисе не было. Когда Элиза увидела, что пышные бедра Линетт раздвинуты, ей захотелось закричать.

Вдруг Риордан поднял голову и обернулся к двери. Его лицо мгновенно побледнело, обесцветилось.

– Элиза! О Господи!

Он выпустил Линетт и потянулся к груде одежды, сваленной здесь же на полу. Подняв накидку, он набросил ее на свою любовницу, стараясь прикрыть бесстыдную наготу.

– Но, Риордан, – капризно протянула Линетт, – это всего лишь твоя служащая, которая пришла чуть раньше времени. Ведь ничего страшного тут нет, правда, милочка?