— Помнишь фантастику советских времен? Про зону и сталкеров? «Пикник», кажется. Ту книжку многие любят сравнивать с тем, что мы сейчас имеем. Дескать, братья-фантасты предсказали…

— К чему клонишь-то? — не выдержал Резаный.

— Я, кажется, понял, в чем главное отличие героев той книжки от нас. Они уважительнее, что ли, были, понимаешь? Интеллигентнее. Мы вот стреляем, выживаем, барыжим. Мерка всему внутри Периметра — патроны и жратва, мерка всему за Периметром — валютный эквивалент. Мы ведь как тот генерал. Уничтожаем. Я понимаю, то — всего лишь книжка, там все красиво и возвышенно, а тут жизнь, другие мерки. Но, может, нам стоит иногда приостановиться и вместо того, чтобы рвать на части, прислушаться? Может, что-то услышим, что-то поймем? Ведь жизнь на нас не кончается. Нельзя же все время хапать и уничтожать. Ведь что-то будет и после нас. Вот Егор будет. И Зона будет.

— Будет, но без меня.

Резаный сел за стол и помассировал виски. От подобных разговоров всегда болела голова. Разговор может быть какой угодно сложности, но конкретный. А все эти абстракции… Кому они нужны?

— И мне по фигу, — добавил он, — что будет, когда я сдохну. Нет уж, я слишком стар, чтобы меняться.

— А я вот попробую, — нисколько не расстроился такому ответу Снейк. — А ты и без того хорошее дело делаешь.

— Какое?

— Даешь жизнь. Мальчишкам этим.

Резаный смерил Змея взглядом. Не то сталкер помешался, не то кто-то из них двоих в самом деле чего-то не понимает.

— Они мужики.

— Это Рыжик-то мужик? — фыркнул Снейк. — С мозгами-то мальчишки.

— Лирика это, — отмахнулся Резаный, к чёрту такие разговоры. — Чего решил?

— Остаюсь, — просто ответил Змей. — Нужен же Егорке отец. Мы вот со Славкой убежать хотели. А нет. От жизни не убежишь.

— С каким Славкой?

— Все у тебя в лоб, как у того генерала. Ты вот попробуй прислушаться.

Снейк улыбнулся одними глазами и вышел. Тихо хлопнула дверь. Резаный тупо смотрел в пространство, пытаясь вспомнить, где в последнее время мог видеть Славку, и почему не запомнил человека, если тот нехарактерно для Зоны назывался по имени.

Они со Славкой. Перед глазами возник образ: бородатый, похожий на помесь викинга с Санта Клаусом Снейк и некрупный на его фоне седой Мунлайт с вечной гнусной ухмылкой и бородкой-подковкой.

— Так его Славой звали, — удивленно произнес Резаный, не заметив, что говорит сам с собой. — А я и не знал.

Генерал-майор Талимонов был зол. Поездка в Зону отчуждения в его планы не входила. Он свое отбегал в молодости, когда судьба в лице начальства забрасывала в такие дали, что не очень-то и дойдешь. Сейчас Талимонову хотелось только покоя. И вот на тебе, вместо того чтобы греть задницу в заслуженном мягком кресле, подогреваясь чаем и коньяком, он вынужден переться в какую-то глушь.

До блокпоста они, можно сказать, пронеслись с ветерком. А вот после пошло что-то невообразимое. Машину возило из стороны в сторону. Ухабистая дорога, а вернее, ее отсутствие, была заметена снегом. Снега намело много. Причем наметало, когда было холодно. Теперь немного потеплело, и сугробы стали тяжелыми и влажными.

Джип мотнуло, словно в глубине сугроба, по которым он ехал до того, были рельсы, а сейчас они кончились, и машина застряла. Она и в самом деле застряла. Колеса закрутились вхолостую, зарываясь глубже. Водитель выматерился, бросил насиловать движок и выпрыгнул из машины. Снегу оказалось не меньше, чем по колено. Как это они еще раньше не застряли.

Талимонов приоткрыл дверцу и мрачно поглядел на водилу.

— Чего там?

— Застряли, товарищ генерал-майор, — официально отчеканил тот. — Тянуть надо. Я сбегаю за помощью, а вы посидите немножко.

— А далеко ещё?

— С полкилометра, — прикинул водитель. — Ну, может, чуть побольше.

Талимонов вылез из машины и провалился в снег.

— Сиди уже, я сам схожу.

— Товарищ генерал, здесь небезопасно, — предупредил водила.

Талимонов кивнул и зашагал прочь, глубоко проваливаясь в снег. Идти было неудобно. А скоро стало еще и неприятно. Машина скрылась за голыми деревьями с черными стволами и заснеженными кронами. Кругом был лес. Голый и мертвый.

Зимой в лесу всегда тихо, но здесь тишина была уж совсем какая-то жуткая. Ни ворона не каркнет, ни ветка не треснет.

Снег скрипел под сапогами, мешал идти, заставляя высоко поднимать ноги. Но Талимонов, вместо того чтобы разозлиться сильнее, почему-то, наоборот, успокоился. Лес, даже невероятно странный и жутковатый, был все же приятнее, чем бесконечная езда по разбитым заснеженным дорогам.

Деревья расступились. Впереди раскинулась снежная гладь поляны. Ровная, словно кто-то расстелил идеально белую скатерть. Генералу на мгновение даже стало обидно нарушать это ровное, белоснежное, идеальное. Но наваждение быстро прошло, и он зашагал вперед. Туда, где за деревьями виднелись черные, присыпанные сверху снегом силуэты домиков.

Первый ряд домов был нежилым и разваленным. Чернели из-под снежных шапок остовы домишек, покосившиеся оградки. Здесь, между домов, появились следы. А чуть дальше, возле двухэтажного кирпичного домика, выглядевшего вполне обжитым, орудовали лопатами двое бойцов.

Судя по всему, на другом краю деревеньки тоже были какие-то жилые строения. Во всяком случае, расчищенные дорожки, уходившие в ту сторону, говорили в пользу этой версии.

Талимонов стянул фуражку и вытер пот со лба. Прыжки по сугробам заставили генерала основательно взмокнуть. Солдатики, увидав генерала, вытянулись по стойке «смирно», став похожими на часовых с лопатами.

— Здорово, бойцы!

— Здравья желаю, товарищ генерал-майор! — синхронно гаркнули две глотки, проглатывая половину слогов.

Талимонов поморщился. Чего ж так орать, не на параде же.

— Старший где?

— Капитан Берденко в штабе, — один из бойцов кивнул на кирпичный домик.

Талимонов посмотрел на ступеньки крыльца, отметив отсутствующие перила, крякнул и пошел к штабному домику.

Дверь скрипнула недовольно, словно ее заставляли работать сверхурочно. Генерал обернулся.

— Как звать, боец?

— Соткин, — отчеканил тот, к которому обращался генерал.

— Там в лесу, — Талимонов кивнул в сторону, откуда пришел, — метров через шестьсот-семьсот машина застряла. Толкнуть надо. Ты возьми ещё людей, сбегайте.

И не дожидаясь ответа, генерал зашёл внутрь. В домике было душно. Генерал миновал предбанник и дернул ближнюю дверь, что оказалась приоткрыта. В сумрачной, хорошо протопленной комнате за столом сидел мужик лет тридцати — тридцати пяти. Он уткнулся носом в какие-то бумаги. Рядом стоял стакан с залипшим на донышке кружком покоричневевшего лимона. В сторонке пыхтел замурзанный электрический чайник.