в Индию, Настя? я тебе немного завидую, вот так вот, спонтанно, зто хорошо, это правильно, я думаю, ты многое там поймешь про себя, совершенно другая культура, это задаст тебе вектор развития на какое-то время вперед, а с кем ты едешь? я его не знаю? а я вот перестановку сделал, нравится? вот думаю компьютер купить, ты там потусуйся, найди людей, я тоже хочу туда съездить, и привези разные музыкальные инструменты, если будет возможность, Настя, ты меня слышишь?

Андрей делает многозначительное лицо, как он похож на дракончика, я замираю в кресле, не в силах пошевелиться, стены стекают на пол и застывают волнами — ау, Настюш, ты где? я совершенно не могу понять, что с тобой происходит, такое ощущение, что твое тело здесь, а ты уже там, ау, Насть, ну очнись, я купил звездочки на потолок, они светятся в темноте, вот я думаю, они на побелке будут держаться или нет? черт, а, отваливаются, а если их на клей посадить…

Я еду в Индию? Слова долетают с опозданием, вибрируют, заплетаются в жгутики и снова сгущаются, африканские узоры на стенах пляшут и гримасничают, я полулежу в кресле, курю и наблюдаю, как Андрей суетится по Комнате, залезает на стул, балансирует на одной ноге, пытается прилепить в центре потолка белую пластиковую звезду, она отваливается, он трет потолок мокрой тряпкой, на потолке образуется грязное серое пятно с неврастеничными очертаниями, в окне тяжело шевелятся голые ветви, семья ворон что-то делит на балконе, снег в конце марта — разновидность китайской пытки, Андрей вновь с силой шлепает звездой о потолок, все это напоминает пародию на древний спектакль, о котором я читала в одной из святых книг, день не помню какой, звезда падает на пол, Андрей идет за клеем, возвращается со здоровой пластмассовой банкой, пытается отколупать кусочек засохшего клея, бросает банку, снова уходит и на этот раз приносит маленький тюбик, выдавливает янтарную медовую каплю и в очередной раз прижимает звезду к потолку, свершилось, пятиконечное искусственное чудо сиротливо царит на мокром пятне.

С кем я еду? Кстати, это вопрос. Я тоже его не знаю. Месяц назад Маринка, уезжая в Италию, делала ISIC[32] и познакомилась с молодым человеком, ксерившим путеводители по Индии и Непалу. Они разговорились, обменялись телефонами и разошлись. Молодого человека звали Володя, и он собирался освятить своим присутствием загадочный Восток в марте. Нас это устраивало. Впервые за два года разговоров о том как хочется, надо бы, все другое, было бы классно, зимой все едут в Гоа, пожить в монастыре, научиться играть на барабанах, и вообще, впервые кто-то, пусть совершенно незнакомый и, может быть, абсолютно чужой и чуждый, сказал — в конце марта.

Мы поговорили пару раз по телефону — спокойный голос, все складывается само собой, вы узнавайте насчет билетов, я тоже буду узнавать — естественно, я не стала ничего делать, университет, работа, французский, постоянная головная боль, визиты к иглотерапевту, чтобы что-то, наконец, сделать с этой болью, клубы, книжки — в метро, на работе, во время семинаров в университете, до трех часов ночи… Потом я заболела, резко, с температурой сорок, я знала, куда влезла и за что получила по мозгам и по всем остальным частям тела, я лежала в постели, читала молитвы и задыхалась от слез. Володя позвонил в среду вечером, вежливо осведомился, как у меня дела, и деликатно сообщил, что забронировал два билета на субботу, Москва—Дели. Если я согласна…

Андрей снова начинает бегать по комнате, садится в кресло, нахохлившись, поджав ноги, что-то напевая — как-то мне холодно, тебе не холодно? а мне вот холодно, Индия, значит, это хорошо, есть в этом какая-то сермяга, чай хочешь? там сыр есть в холодильнике — вытаскивает сигарету — значит, тебя не будет на мой день рождения? очень жаль — ищет зажигалку, ее нигде нет, он снова вскакивает, громыхает на кухне, раскидывает все на столе в комнате, в другой комнате, на шкафу, на полках, среди книг, по карманам, в моем рюкзаке — у тебя же наверняка есть — у меня нет — ну посмотри получше — у меня правда нет, что ты такой дерганый — я не могу с тобой общаться, ты какая-то очень спокойная, я тебя никак не зафиксирую, тебя здесь нет — не надо меня фиксировать — я протягиваю руку к подставке для ароматических палочек, возле которой Андрей все перерыл минуту назад, беру черную зажигалку и протягиваю ему — все хорошо, Андрюша, расслабься, я поздравлю тебя с днем рождения по телефону…

…Мы сделали визы в четверг, за пятнадцать минут до закрытия визового отдела в посольстве Индии, в пятницу отдел не работал, я наврала в университете, что опять еду работать в Лондон, я спешно поздравила дедушку с семидесятилетием, я отпросилась на работе, я кашляла, капала «Нафтизин», глотала таблетки, отменяла уроки французского, ужасно извинялась перед иглотерапевтом, динамила всех и вся, снова пила таблетки, тайком от родителей сбивая температуру, пыталась собрать вещи, считала деньги, вновь и вновь предпринимала тщетные попытки выложить на диван все, что нужно взять с собой, я не понимала, зачем я это делаю, почему, какого черта собравшись за два дня, плюнув на все я прусь к черту на рога, голова, сердце, живот болели разом и попеременно, опять похолодало, шел снег, я была скорее сомнамбулой, нежели человеком.

Володя, с которым я, наконец, познакомилась лично, производил впечатление милого домашнего мальчика, некурящего, никогда не пробовавшего даже травки, только что получившего диплом инженера, серьезного, никаких закидонов, никакой эзотерической паранойи, простое типичное лицо, костюм, кожаная куртка и — о, Боже — галстук, комсомольский работник или профсоюзный деятель, словом, ничего общего ни с одним из моих друзей-приятелей, на которых только что нет клейма «Готов к отправке в Индию», но у которых нет денег. Мы сидели в кафе на проспекте Мира, он говорил разумные слова о том, что все уже решено, и не нами, что там будет совсем другое время, что он очень хочет покататься на слоне, я пребывала в трансе — никаких мыслей, никаких эмоций, я спросила его, зачем ему туда, он что-то ответил, в отличие от меня он знал, хотя бы приблизительно, он хотел покататься на слоне.

У него были карты, какой-то знакомый ждал нас в Дели, в отеле, кто-то что-то рассказывал, он давно готовился к этому путешествию…

Картинки, узоры, «the pattern of timeless moments»,[33] городские граффити на деванагари, имена богов везде — в названиях гостиниц, грузовиков, туристических агентств, магазинов, ресторанов, школ, «ОМ ltd.», «Hare Krishna inc.», я вспоминаю песню Майка про город N, фирму «Иисус Христос и Отец», здесь это звучит иначе — алтарь в каждом доме, алтари на улицах, статуи богов, украшенные венками из цветов, упитанный Ганеша, соблазнительная Лакшми, уличные попрошайки, читающие мысли, «новые индусы» с радиотелефонами, цивилизация прошлого или антиутопия будущего — развалины, лачуги, руины, трущобы, узенькие загаженные подворотни, обваливающиеся карнизы, ветхие балкончики, углы, закоулки, западни, склепы, открытые сортиры посреди тротуаров и — факсы, ксероксы и «internatonal phonecalls» через каждые пять шагов, автобусы и поезда, следующие строго по расписанию, гигантские парки с фонтанами, разлеты проспектов и махины пятизвездочных отелей, банков, промышленных корпораций, грязные рваные простыни и рубашки, серо-коричнево-линялые полощутся на ветру, захлестывают с громким булькающим звуком тарелки спутниковых антенн, тоже непривычно серые, как будто сетчатые, не прилизанные по-европейски, не отлакированные, притулившиеся на выступах и подоконниках, под немыслимыми углами, вопреки всем законам физики или по иным, неоткрытым законам, уличные ресторанчики, пугающего цвета железная и алюминиевая посуда, грязные потолки с коричневыми вентиляторами, свисающими новогодними гирляндами и шарами из фольги, чай с молоком, кока-кола и вкуснейшие и славнейшие милк-шейки, груды мусора, лепешки коровьего навоза, рекламы компьютерных курсов и социальная реклама — большой плакат с нарисованными тортом, плюшевым мишкой, еще парой столь же невинных предметов и подпись: «Может ли быть в них бомба? Может. Звоните…» — японские ноутбуки, босые факиры, прокаженные с отваливающимися руками и ногами, мужчины-продавцы, с накрашенными розовым лаком ногтями, округлые и блаженно-коварные, сикхские мальчики, с волосами, подобранными в черные платки, собранными в шишечку на макушке, взрослые сикхи, с подколотыми «невидимками» бородами…

Почему сикхи убили Индиру Ганди? — Ну, как, она же ввела законопроект, по которому женщин после третьего ребенка в обязательном порядке стерилизуют, чтобы ограничить прирост населения, а у сикхов с этим очень строго — почему именно женщин? я не понимаю, почему постоянно наезжают на женщин? — потому что если стерилизовать мужчину, он после этого трахаться не сможет, а женщине ничего не будет — ты что, охренел, да? я говорю про стерилизацию, а не про кастрацию, в твоей любимой прогрессивной Голландии это очень распространенная операция — да что ты ко мне-то привязалась, а? я же не Индира Ганди — почему нельзя было приучить всех пользоваться презервативами, поставить спирали? — все, Настя, relax,[34] ee уже убили, а потом ты не была в индийской деревне,