противоположной от нас обочине дороги, идущей вдоль забора посольства. Огневые ячейки они сооружали себе прямо перед глухим и довольно высоким каменным забором виллы, стоящей по другую сторону дороги. От кого же они будут защищаться? Ведь в десятке метров перед ними стена! Тут рядом с пехотинцами остановился танк и развернул башенное орудие. тоже в направлении забора! Неужто совсем ничего не соображают? Ну и вояки!

По рации я соединился с командиром и сообщил о странных маневрах наших боевых друзей.

– Ладно, разберемся, – ответствовал Григорий Иванович. – Как там у вас дела? Что видно?

– Да вроде бы пока все тихо. В крепости что-то горит, но не сильно. С той стороны слышна стрельба, но никаких передвижений не видно.

– Смотрите повнимательней. Конец связи.

Через несколько минут к незадачливым пехотинцам подкатил «уазик», из которого выскочило несколько наших бойцов. Объяснялись в основном жестами и матерными терминами, но пехотинцы все прекрасно поняли. Они лениво собрали свои манатки и, подгоняемые нашими ребятами, бренча плохо закрепленной амуницией, неуклюже перебежали чуть левее, на открытое пространство, где снова стали окапываться.

А танк остался стоять там, где стоял. Оказывается, его двигатель заглох и больше заводиться не хотел. Из люков вылезли медлительные, в замызганных черных комбинезонах и шлемофонах афганские танкисты и тут же присели на корточки в тени у гусениц танка. Ремонтировать своего «боевого коня» они, похоже, не собирались. Сломался – и хрен с ним!

Вот тут-то в дело вмешался наш Андрей. Небольшого росточка, цепкий, жилистый, с кривоватыми, как у кавалериста, ногами, он прекрасно разбирался в технике и мог заставить двигаться любой механический агрегат. Он вылез из-за руля УАЗа и подошел к танкистам. О чем-то коротко спросил их. Те только разводили руками и скалили белые зубы.

Андрей легко запрыгнул на броню и исчез в люке. Затем вылез наружу уже с инструментальным ящиком, открыл заслонки моторного отсека, начал там копаться.

– Андрей! Ну что там? – крикнул я с балкона. Он поднял голову, махнул рукой.

– Да ну их на хрен! Руки из задницы растут, довели машину до ручки. Сейчас все сделаем. – и тут же заорал на танкистов: – Ну чего стали, дармоеды! Ну-ка, ты, дай ключ на двенадцать... и вот здесь подержи... да посильней, возьми вон плоскогубцы!

Удивительно, но афганец понял, что от него хотят, подал нужный ключ, взялся за плоскогубцы.

– Так... держи вот здесь, а я буду затягивать... – командовал Андрей, и работа спорилась. Минут десять Андрюха зычным голосом руководил ремонтом, перемежая технические термины заковыристым матом. Потом он сел на место механика-водителя, погонял стартер, и двигатель, пахнув едким синим выхлопом дыма, взревел. Андрей высунулся из люка и показал афганцам рукой: вот, мол, как надо делать! Потом дал газку, лихо развернулся на одной гусенице, промчался с десяток метров и резко тормознул.

– Во машина! – крикнул он мне, показывая большой палец. – При хорошем уходе еще сто лет бегать будет!

И, повернувшись к подходившим танкистам, незлобливо добавил:

– У-у, дармоеды!

Те улыбались, кивали головой, жали Андрею руку.

– Да ладно, чего уж там... – размягченно говорил он. – Толку от вас как от козла молока.

Танкисты были согласны, что толку от них мало. Андрей им явно нравился своей ухватистой манерой, веселым дружелюбием, незлобливостью и знанием техники, в которой афганцы явно ничего не смыслили.

Вообще-то, и у танкистов, и у лениво наблюдавших за ремонтом пехотинцев был вид людей, которым глубоко на все наплевать.

Это обстоятельство внезапно вызвало у меня какое-то непонятное, тревожное предчувствие. Если придется воевать по-серьезному, то толку от этих ребят действительно не будет никакого, подумал я тогда, и все придется делать самим. Как потом выяснилось, я как в воду глядел: так оно и было.

В тот день нападения на посольство мы так и не дождались. Помитинговав, мятежная бригада уселась на грузовики и на броню (которую смогли завести) и спустилась в город, чтобы «воевать» дворец Арк и свергать Тараки. На узких улочках в километре от крепости всю их бронетехнику пожгли НУРСами поднявшиеся с аэродрома боевые вертолеты (мне так думается, что экипажи в вертолетах сидели наши.).

Некоторые мятежники разбежались, но большая часть возвратилась в крепость и попыталась занять круговую оборону. Однако, деморализованные потерями и лишенные единого командования, долго продержаться они не смогли. Уже к вечеру крепость Бала-Хисар была взята преданными Тараки элитными, хорошо вооруженными подразделениями царандоя (народной милиции).

А все остальное было делом техники. Царандоевцы подогнали бульдозеры, вырыли несколько рвов. Оставшихся в живых после штурма мятежников, разоруженных и ободранных, поставили вдоль насыпи и покрошили из пулеметов. Бульдозеры заровняли землю – и следа не осталось. Просто и сердито.

К утру все было кончено, новых катаклизмов пока не намечалось. Наше афганское подкрепление снялось и уехало к себе в казармы.

Снялись с усиленного варианта службы и мы.

После завтрака (треть консервной банки с перловкой и микроскопическими вкраплениями мяса, две сухие галеты из сухпайка и кружка чая с одним кусочком сахара: не хлебом единым жив человек!) меня вызвал к себе командир.

Григорий Иванович был чем-то озабочен и немногословен:

– Сейчас подъедет машина, отвезет тебя на виллу. Теперь будешь там. Поступаешь в распоряжение Долматова. Он скажет, что надо делать.

Вилла оказалась просторным двухэтажным каменным домом с большим подвалом. Веранда с бетонным козырьком, зеленая лужайка. Все обнесено двухметровым забором с колючей проволокой и вмазанными по верхней кромке в бетон острыми осколками битого стекла. Вдоль забора колючий кустарник и молодые плодовые деревца.

Я поднялся на второй этаж. В огромной комнате, которая, видимо, была гостиной, мебели никакой не было, кроме раскладушек. Под каждой – рюкзак, сбоку на полу свернутый кольцом ремень с подсумками, гранатами, ножом и пистолетом. Поверх – автомат. Кроме меня в этой комнате жили еще трое наших ребят. За стенкой, в соседней комнате – еще пятеро. В отдельной комнате поменьше расположились двое приехавших вместе с нами преподавателей с КУОСа – Коля и Виктор.

На КУОСе Коля был куратором нашей учебной группы. Голова у него была набита самыми разнообразными сведениями: тактико-технические данные американских ракет и другой боевой техники стран НАТО, рецепты изготовления взрывчатых веществ и зажигательных смесей, боевые уставы пехоты, номенклатура разметки топографических карт и прочее, всего не перечесть. Коля обладал прекрасной памятью, но. увы, был крайне несобран и болтлив. Он мог совершенно неожиданно для всех (а может быть, и для себя!) в компании брякнуть такое, что вовсе не следовало бы говорить. Он давал направо и налево обещания, которые заведомо выполнить не мог, хотя за язык его никто не тянул. И наши ребята, и другие преподаватели КУОСа откровенно подсмеивались над ним. Хотя мне его иногда было жалко. Увидев меня в коридоре, Коля радостно заулыбался:

– Кого я вижу! Привет! Ну что, переселился? Ну вот, будешь теперь в нашей группе. Только никому ничего не болтай! – Коля сделал серьезное лицо и понизил голос. – Мы будем ездить за город тренировать афганских контрразведчиков. Понял? Будешь у нас инструктором по специальной физической подготовке, а заодно охранником группы, так сказать, офицером безопасности. Тебя одного из всего отряда Долматов выбрал. Учти, я тоже поддержал твою кандидатуру! Не подведи!

Все ясно. У Коли, как всегда, ничего не держится. Фонтан! Спускаясь вниз по мраморной лестнице (кругом мрамор, действительно – вилла!) к Долматову, я уже в общих чертах представлял, чем мне придется здесь заниматься.

Александра Ивановича Долматова мы все любили и уважали. Крепко сбитый, среднего роста, с короткой стрижкой, он разговаривал хрипловатым, отрывистым голосом. Я его помнил еще по учебе в Вышке – так мы