поменять неугодный Кремлю режим Амина, а здесь...

А здесь в новогоднюю ночь 1995 года в узкие улочки Грозного ввели танки.

Господи, в каких академиях обучались генералы, которые позволили технике войти в город без прикрытия пехоты? Торопились преподнести подарок министру, отмечавшему в Новый год свой день рождения? А тот, в свою очередь, мечтал о праздничном рапорте Президенту? Думали взять дудаевцев «тепленькими» после застольных возлияний? Но к тому времени чеченцы перешли на мусульманский календарь и подобные новогодние празднества уже не отмечали. Тем более, спиртным, запрещенным по шариату.

А посчитал ли кто-нибудь количество гранатометов, оказавшихся в руках боевиков? Танков и артиллерии? Учли, в конце концов, отчаянный, самовлюбленный характер горцев, которым с самых высоких государственных трибун дудаевцы уже внушали, что у чечена должна быть самая красивая девушка, самая модная одежда, а если он угоняет в России автомобиль, то самый шикарный? И что любой кавказец изначально выше русака?..

Родился тогда и анекдот, обожаемый боевиками, а потому добавляющий кое-что в понимании их характера.

– Встречает чечен мужика и говорит: направо не ходи, там тебя ограбят через сто метров. Налево не ходи тоже, ограбят через двести метров. Вперед – тем более, потому что ограбят за первым поворотом. Давай я тебя ограблю здесь.

То, что Чечня и Дудаев зашли слишком далеко и нужно что-то предпринимать – в этом никто не сомневался: жить отдельно от России, но за ее счет – слишком откровенная наглость. Но танки, самолеты по той самой точке на карте... Аргумент оружия не есть признак силы. Скорее, наоборот. Им удовлетворяются политические амбиции, но никогда не развязываются узлы. Тем более, в национальном вопросе, где все правы...

Федеральные войска взяли развалины города через несколько недель упорных боев, оставив с обеих сторон десятки тысяч убитых и раненых. И тут же завязли в бесконечных боях местного значения. Еще один анекдот, уже русский:

– Что высматриваешь, рядовой Петров?

– Да не пылит ли тот парашютно-десантный полк, товарищ капитан, который закончит эту войну за два часа.

– Э-э, займись-ка делом – набей патронами магазин для очередного боя. Пыли для ветра не насобираешь...

Зато не по артериям и венам, а по каналам, неведомым простым смертным, потекли полноводной рекой на отстройку только что самими же разрушенного деньги. Вроде не разучились с советских времен помогать тем, кому трудно.

Двадцать строительных организаций, получивших деньги и право на восстановление Чечни, в свою очередь создали по два-три десятка субподрядных организаций, передоверив им строительство и поимев на этом свои проценты. Новые хозяева денег, не мудрствуя лукаво, родили еще несколько десятков бригад, и тоже не бескорыстно. В конечном итоге на «чеченские» деньги насело около тысячи строительных организаций, которые в Чечне на налоговый учет не встали и, соответственно, никаких налогов не платили – ни дорожных, ни пенсионных, ни каких-либо других. Деньги крутились где угодно, но только не в республике, которой предназначались.

Это раскопал не я, а налоговая полиция Чечни. И сумела доказать Москве, что подобным образом восстанавливать республику можно бесконечно долго. Президент России издал специальный указ, обязывающий всех строителей встать на учет в налоговые органы по месту работы. И...

И когда я знакомился с Грозным, на его развалинах увидел всего один экскаватор, который, как оранжевый пыльный жук, копошился на развалинах бывшего президентского дворца. Один на весь город! Б. Н. Ельцин, к сожалению, со своими указами был грозен только для личной администрации, дрожавшей за свои кресла.

Сама налоговая полиция размещалась в здании полуразрушенного детского садика. О его прежней принадлежности напоминали лишь песочницы, приспособленные под курилки и места чистки оружия, широченные окна, ныне забаррикадированные мешками с песком, да бывшая воспитательница Людмила Ивановна, перешедшая в уборщицы. Пожалуй, еще рисунок колобка на стене, насквозь прошитый в румяную щеку рваным осколком. Зато перед ним, не испугавшись взрыва, сидела целехонькая лиса и размышляла: кушать ей искалеченного уродца или полакомиться чем-нибудь более вкусным. Такая вот старинная сказочка в современном интерьере.

Кто знал, что в течение всего пребывания в Грозном я сам был подобен колобку, а за мной осторожно, чтобы не спугнуть, наблюдала другая лиса.

– На тебе, полковник, мы поставили метку, когда ты только позвонил в Грозный и сообщил о своем приезде, – признаются потом боевики. И с похвальбой, которая частенько развязывала им языки: – У нас ведь в каждом государственном органе сидят свои разведчики и осведомители. Или сочувствующие.

А я, наивный, трогательно прощался с теми, кто вышел меня проводить на попутке в Нальчик. А может, ее специально подсунули мне, да еще сопроводив предложение улыбкой:

– Не побоитесь ехать без охраны?

Что мог ответить я остающимся под пулями ребятам? Что боюсь? Что требую сопровождения? Подловили, подловили на десантной гордости, хотя афганский опыт подсказывал: зря сажусь к незнакомцам. И среди провожающих наверняка оказался и тот, кто затем передал по рации:

– Берите инкассаторскую «Ниву», поехали по старопро-мысловской дороге.

Взяли красиво. Через час пути обогнавший нас БМВ стал подсекать «Ниву», пытаясь оттеснить ее в кювет. Мы еще ничего не поняли, а из окон высунулось по паре пулеметов. Резко оглядываюсь. Пристроившаяся сзади «шестерка» не напоминала пулеметную елочку только потому, что основным стволом в ней оказался гранатомет. А нам жестами уже приказывали остановиться.

– Конец. Боевики, – шепчет сзади Махмуд.

Я еще пытаюсь надеяться на недоразумение, ведь окружающие нас люди – в родной десантной «пятнашке». Почему не взял оружие!

Борис, после выезда из Грозного сменивший за рулем водителя, по всем правилам дорожного движения замигал поворотом и съехал на обочину. На этом взаимные любезности закончились. Не успел он заглушить мотор, как выбежавшие из машин люди буквально вырвали его с сиденья. В распахнутые дверцы всунулись два длинноносых «красавчика» – так чеченцы нарекли пулеметы. Упираются в нас с Махмудом:

– Руки за голову, голову – в колени.

Команды и движения отработаны до автоматизма – не у нас, конечно, а у боевиков. Водительское место уже занято, Борис исчез. Кортеж, прервав движение на трассе, разворачивается и мчится в обратную сторону. Никто не вмешался в происходящее, не выбежал на помощь, не погнался вслед. Начинает доходить, что все происшедшее – по-настоящему, что это – плен и жизнь обесценилась до одной пули. До легкого нажатия на спусковой крючок пулемета, приставленного к голове.

Лоб, уткнутый в колени, покрывается потом, от него же липко горит спина. Неужели страх? Он – такой?

Пытаюсь лихорадочно вспомнить, что у меня есть такого, за что сразу поставят к стенке. Блокнот с записями «нечаянно» уронил, когда распахивали дверцы, и его удалось затолкать ногами под сиденье. Найдут, конечно, но потом. А вот отпечатанное на бланке редакционное задание – это моя смерть. Особенно строчки о том, что я должен собрать материал о мужестве чеченских налоговых полицейских, защищавших Грозный от боевиков. Зачем печатал задание и брал с собой? Ну страдал бы склерозом и не помнил зачем еду в Чечню, тогда простительно. А так будет мне сейчас чужое мужество...

Но я – уже пропал, а вот фотоаппарат... На последних кадрах– ребята из физзащиты, охраняющие здание с раненым колобком. Их лица крупным планом. Подставил. А перед этим – снимки, где я в окружении воронежских омоновцев. Снялись на память совершенно случайно, когда они подъехали проверить наши документы. Милиционеры обвешаны оружием, победно вскинули вверх кулаки. Будут мне и кулаки...

Но кулак взметнулся и вбился в меня, как в тренировочную грушу, когда раскрыли удостоверение.

– По-олковник?! Мразь.

Машины загнаны в лесополосу. Документы изучает огромного роста парень с вырубленным словно из