после. А пока дело доделать надо. Прибрать за собой. Чтобы без шухера и следов. Иди, Слава…

Управлять исправным, хоть и чуть неповоротливым и неуклюжим в езде бортовым грузовиком оказалось не намного сложнее, чем легковым «Фордом» на водительских курсах при университете, которые в прошлом году закончил Слава, став обладателем красных корочек шофера третьего класса. Разве что габариты грузовика с непривычки давили своей шириной да руль вращался с изрядным усилием, когда пришлось маневрировать по заднему двору и петлять, зыркая тусклыми фарами, по дорожкам ночного парка.

Закинув трупы бандитов в кузов, прикрыв их куском брезента и быстро проскочив городские улицы, выехали на раскисшую грунтовку, уходящую вправо от массивной желтой арки у въезда в Гатчину. Минут через десять Сыч выбросил через опущенное стекло на двери окурок и молча ткнул пальцем вперед и вправо. Перевалившись через ухабы, грузовик сполз на узкую, уходящую в лес старую дорогу. Углубившись всего на километр, остановились. Поперек дороги, сузившейся настолько, что машина с противным, свербящим в зубах звуком скребла бортами о пушистые еловые лапы, как и предупреждал Сыч, лежал ствол огромной ели. Не глуша мотор и не выключая фары, молча хлопнули дверьми, ступив на сырую, терпко пахнущую лесной чащобой дорогу. Уже почти совсем рассвело, но здесь, в лесу, по-прежнему было сумрачно, как в склепе. Сыч медленно потянулся, разминая спину, расстегнул брюки, облегчился на заднее колесо грузовика, затем откинул торцевую стенку борта, проворно залез в кузов и ногами спихнул оттуда тела. Неторопливо обыскал, забрав деньги, кольца, часы и сняв с бывших подельников два серебряных креста. Убрал трофеи в карман пиджака, ободряюще похлопал молча наблюдающего за ним Славу по плечу, кряхтя, взвалил на себя грузную тушу Бычи и, сгибаясь под тяжестью в добрый центнер, с трудом перешагнул через поваленное дерево. Из двух оставшихся жмуриков Корсак, не раздумывая, выбрал менее безобразный, хоть и начинающий уже коченеть труп Клеща, закинул его на спину и двинулся следом. Раненое плечо полыхало огнем.

Груз столкнули с высокого покатого берега в заполненный черной болотистой водой овраг. В окружающей со всех сторон тишине плеск ухнувшего в трясину мертвеца показался Славе настоящим раскатом грома. Избавишись от тела, он в изнеможении присел на траву на краю оврага и, скрипя зубами, прижал ладонь к готовому взорваться плечу. Откинулся на спину, закрыл глаза, пытаясь ровным дыханием успокоить бешеный стук сердца. Лежать бы так и лежать… Сыч, тяжело сопя, смерил Корсака понимающим взглядом и в одиночку отправился на вторую ходку – за изувеченным им безглазым трупом Тюри.

Обратно ехали быстро, словно пытаясь оторваться от преследующих их грузовик по пятам от самого леса болотных чертей. Слава не жал на педаль акселератора специально, просто так вышло, что большую часть пути она почему-то до отказа упиралась в пол кабины. Когда снова проскочили арку, сбрасывая скорость, стало понятно, что город уже совсем проснулся. По улицам то и дело сновали люди, на проезжей части попадались автомобили. И только в расположенной в десяти минутах езды от центра Гатчины гостинице Культпросвета и на прилегающей к дому территории было так же тихо и спокойно, как два с половиной часа назад. Шумел в кронах парковых деревьев ветер. Пели птицы, встречая рассвет. Где-то вдали лениво брехала собака.

– Не нравится мне все это, – нахмурился Сыч. – Что-то не так… Слишком тихо.

– А ты что хотел увидеть, Аркадий Петрович, хлеб-соль и праздничный салют из семи залпов? – Корсак, покидая кабину загнанного в гараж грузовика вслед за угрюмо оглядывающимся по сторонам усачом, не поленился и на всякий случай при более подходящем, чем в болотных дебрях, освещении заглянул через борт в кузов. Чисто. Не считая угольной пыли. Все жирные пятна крови от трупов остались на выброшенном в ельнике куске брезента.

– Может, и шалят, – буркнул Сыч. – Сейчас проверим. Гармошку не потерял?

Это слово из лексикона уголовного мира Корсак слышал впервые. Но сразу догадался, что оно означает пистолет, оружие. Отобранный у Клеща револьвер по-прежнему находился за его брючным ремнем.

Ресторан «Подкова» был уже закрыт, как и положено, в семь часов утра. На входе в гостиницу не было ни души. Слава и Сыч поднялись на второй этаж и быстро направились вперед по коридору, к комнатам вора. Поравнявшись с дверью, Аркадий Петрович дернул блестящую медную ручку. Бесполезно. Как и приказал туповатому битюгу Слава, вход оказался забаррикадирован. Уже плюс. Значит, старый хрен в порядке.

– Папа! Открывай, слышь, свои! – грохнул по двери пудовым кулаком Сыч. – Это я, Аркадий! Со мной Слава!

– Сергей Сергеич! – поддержал усатого Корсак, справедливо полагая, что его голос со своеобразной легкой хрипотцой узнает не только ломающийся с тяжелого бодуна вор, но и нокаутированный им давеча за тугодумие амбал-охранник.

Узнали. Из спальни послышались голоса, среди которых явно преобладал один, женский, высокий, с нотками истерики. Впрочем, тут же оборвавшийся. Раздался грохот отодвигаемой в сторону мебели. Наконец двери распахнулись, и на пороге, светя на весь коридор свежим фиолетовым синяком под левым глазом, возник хмурый, настороженный громила с револьвером в руке. Бросив на Славу затравленный, полный затаенной злобы взгляд, послушно отошел в сторону, пропуская долгожданных «спасителей» в комнату…

Знакомая Ярославу шлюха сидела на кровати, поджав ноги под задницу и надув губы. Ее щека горела нездоровым румянцем от только что полученной оплеухи. В глазах застыла рабская покорность побитой хозяином собаки. От истерики не осталось и следа. На очухавшегося же с перепоя Ветра было больно смотреть. Бледный, как застиранное полотно, всклокоченный, трясущийся и весь мокрый от холодного пота сгорбленный старик сидел за столом. Перед ним стоял почти пустой графин с водкой, а еще – красивая серебряная шкатулка размером со спичечный коробок, два крохотных кусочка стекла и тонкая костяная трубочка. Предназначение сего реквизита не вызвало у Славы ни малейших сомнений. Хотя видел он эти предметы, собранные вместе, впервые. Набор марафетчика.

Смерив вошедших больным водянистым взглядом, Ветер лениво махнул рукой – мол, садитесь, я сейчас. Опростав с жадностью стопку водки, вор дрожащей рукой высыпал из коробочки на стол щепотку белого, похожего на сахарную пудру порошка. Нетерпеливыми суетливыми движениями с помощью кусочков стекла ловко превратил бесформенную кучку в тонкую дорожку, сунул в ноздрю один конец костяной трубки, наклонился над столом и другим концом с шумом втянул в себя кокаин. Бросив трубку, зажал нос обеими ладонями, зажмурился, откинулся на спинку кресла и примерно с полминуты сидел так, совершенно неподвижно. Наконец медленно убрал руки от лица, проморгался, вытер набежавшую на глаза слезу и еще раз окинул Сыча и Славу заметно ожившими, повлажневшими и засветившимися дьявольским огнем блеклыми глазами.

– Говори ты. – Сергей Сергеевич, стуча краем графина о стопку, налил себе еще водки, выпил, заел куском заскорузлого соленого огурца и по-барски ткнул указательным пальцем в Корсака. – Только короче, башка трещит.

Слава, мысленно обозвав «ужратым скотом» вызывающего омерзение своим внешним видом старика, вкратце рассказал Ветру о бурных событиях последних трех часов. О прогулке с его племянницей Леной в парке, о случайно подслушанном в кустах разговоре двух бандитов и о начавшемся вследствии открывшегося заговора веселом времяпрепровождении. Оказалось, вопреки заверениям козлобородых университетских преподавателей далеко не всегда дополнительные знания приносят их владельцу одни лишь блага. Случается и наоборот. Впрочем, любая палка имеет два конца. Кто-то делает черную работу, а кто-то, сидя на попе ровно – или валяясь в невменяемом состоянии и неведении – пользуется ее плодами. Об этой стороне вопроса Слава, правда, из скромности предпочел умолчать. Закончив рассказ обнадеживающим известием, что задействованный в перевозке оковалков казенный грузовик возвращен в гараж в целости и сохранности.

Ветер долго молчал. Тупо глядя в одну точку. Слава проследил за направлением его взгляда и уперся в графин с водкой.

– Что с Гангреной? – наконец, шумно засопев, треснувшим голосом спросил вор.

– Пока не знаю, – глядя на покрывшегося нездоровым руменцем старика и качая головой, пробормотал Сыч. – Я Димку туда отправил. Мы на обратном пути к хазе у вокзала не заезжали. Жмуров слепили – и сразу назад, к тебе, для охраны. От этого балеруна сраного, – усатый мельком переглянулся со Славой,