полка есть. Впрочем, если быть точным, — только у самых опытных экипажей. Неопытных на такую работу не вышлешь. Нужно пройти линию фронта и за сотни километров от нее, в глуши лесов, вдали от населенных пунктов, темной, а то и дождливой ночью отыскать партизанские костры, определить, не ловушка ли фашистская, приземлиться. И это при наличии лишь карты компаса, часов и указателя скорости. Даже радиокомпас летчикам не помощник — радиостанции в отряде коротковолновые и маломощные и в качестве приводные радиостанций не годятся.

А сама посадка? Вот где нужно иметь холодную голову, точный расчет и крепкие руки. Партизаны, как правило, не знали даже простейших условий безопасной посадки тяжелых машин на полевых площадках. А он были непростыми: посадочная полоса должна быть определенных размеров, твердость грунта соответствовать нормам, световое обозначение — по инструкции…

Сколько же времени прошло с тех пор, как экипаж Ивана Владимирцева летал на выброску десанта в районе Белой Церкви? Больше двух лет! Да, тогда была ночь на 23 апреля 1942 года, ночь, с которой полк ведет отсчет боевым действиям. Потом этот же экипаж совершил несколько рейсов под Ровно в отряд Д. Н. Медведева. За ним — Щуровский, Тишко, другие… Куда мы тогда летали? Я стал вспоминать названия: Таракановка, Бондуровка, Золотуха, Гвоздня, Климовичи, Полоцк, Овруч, Рига… Да разве все упомнишь.

А мой первый полет на выброску десанта? Щуровский вел Ли-2, в экипаже были штурман А. Т. Пустовойт, стрелок-радист А. М. Губин, бортмеханик С. Е. Олейников, воздушный стрелок М. А. Стародубов и я. Летали в район Климовичей. Светила луна, видимость была прекрасной. Прошли линию фронта, нас обстреляли. Серые в мертвом свете луны разрывы снарядов вспыхивали и гасли где-то ниже и справа. Потом немцы пристрелялись. Пришлось Щуровскому блеснуть своим летным мастерством.

На точку выброски вышли точно. С высоты 1000 метров десантники ушли в ночь. Щуровский сделал круг. Вот и условный световой сигнал с земли. Все в порядке. Если можно считать в порядке вещей то, что наши бойцы остались в логове врага и кто знает, выйдут ли они оттуда живыми.

Тогда же, в конце августа 1942 года командирам отрядов старшим лейтенантам Щуровскому, Тишко и Гиричеву выпала честь быть участниками совещания руководителей партизанских отрядов в Москве, в Центральном штабе партизанского движения. 31 августа вечером их приняли в Кремле руководители партии и правительства.

Начальник Центрального штаба партизанского движения П. К. Пономаренко подчеркнул тогда, что в условиях наступления врага на юге, а также из-за отсутствия второго фронта в Европе партизаны должны скопить как можно больше сил врага вдали от передовой. Имеете с тем Ставка считала не совсем нормальным такое положение вещей, когда украинские соединения С. А. Ковпака и А. Н. Сабурова действуют в Брянских лесах, где партизанское движение и без того хорошо развито. Этим соединениям было предложено совершить поход по северным областям Украины с тем, чтобы еще больше разжечь пламя народной войны на правом берегу Днепра.

Обо всем этом мы узнали, когда наши товарищи вернулись из Москвы. Задачи, которые ложились теперь на личный состав АДД по обеспечению партизан всем необходимым, были очень сложными.

— Выполнять эти задачи придется нам с вами, — закончил свой рассказ Щуровский. — С риском для жизни. Но игра стоит свеч…

Нам пришлось с ходу включиться в работу. Вместе с экипажем Щуровского отправился и я на аэродром и Трубетчино, что в шестидесяти километрах севернее Липецка. Там я должен был заниматься техническим обеспечением, подготовкой самолетов, которые готовились к полетам за линию фронта. Что мы тогда грузили в Ли-2? Боеприпасы, медикаменты, теплую одежду. И даже три замка для сорокапяток. Эти пушки достались партизанам при отступлении наших войск, вот только замков на них не было. Там, в Трубетчино, ожидая вылета за линию фронта, Сидор Артемьевич Ковпак немало рассказывал нам о жизни и войне в тылу врага. После этих рассказов самолеты Щуровского, Гиричева и Тишко уходили в полет с предельно высокой загрузкой. Конечно, это усложняло работу экипажей. 15 тонн 600 килограммов драгоценного груза было переброшено к тыл врага, 226 раненых, больных партизан и детей доставлены на Большую землю. Было чем гордиться…

Тогда же, в начале сентября 1942 года, мы потеряли у партизан и свой первый Ли-2. Экипажу И. Н. Владимирцева была поставлена задача перебросить под Ровно в отряд Медведева весьма важный груз. Полет предстоял на полную глубину, и потому машину готовили очень тщательно. Укомплектовали запчастями, инструментом, загрузили бочку с моторным маслом. Когда я прощался с экипажем, все были на местах: командир, штурман А. Н. Пономаренко, радист Г. А. Буланов, воздушный стрелок Н. В. Кочуркин, борттехник Ф. В. Ващенко.

— Запроси еще раз посадочные знаки, — сказал Владимирцев радисту.

— Посадочную площадку обозначат кострами по периметру, Т выложат из фонарей.

— Тогда поехали, — Владимирцев затянул парашютные лямки. — Может, и ты с нами, Горностаев?

— Начальство не отпускает. Ни пуха вам…

— К черту.

Никто не знал, что свидеться снова нам удастся лишь через два месяца, 12 ноября. Когда на нашем аэродроме приземлился Ли-2 В. П. Бибикова из 101-го авиаполка и улеглась радость встречи с вернувшимся экипажем Владимирцева, мы отошли в сторонку с Андреем Пономаренко. Сели, закурили.

— В район приземления пришли точно, — глухим простуженным голосом начал он свой рассказ. — Площадка есть, а Т — нет. Вертелись мы, вертелись — нет Т. Пытались запросить Москву, что делать, но не удалось, слишком далеко улетели. И в небе болтаться долго не можем, понимаем, что наводим немцев на отряд. Решили садиться. Снизились над площадкой, прошли на бреющем, осветили фарами. Препятствий нет, длины хватает. Сели. И на скорости 50 километров в час машина провалилась. Болотистый грунт не выдержал. Нос вниз, хвост вверх, двери заклинило… Ну, думаем, устроили нам фашисты ловушку. Достали автоматы, пистолеты. Люди бегут. Тоска меня взяла. Думаю, если фашисты, то нелепо погибать придется. Сидим как в мышеловке. Слышим, кричат. По-русски. Отлегло от сердца. Командир, борттехник и я через верхний люк пилотской кабины выбрались, радист и стрелок — через заднюю грузовую дверь. Партизаны помогли нам машину в нормальное положение вернуть. Отделались мы, общем-то, легко. Владимирцев, правда, ногу поранил, у остальных — только ушибы. Груз цел. А самолет разбит. Посудили, порядили — выходит, что восстановить его в лесу невозможно.

Сняли с Ли-2 вооружение, боеприпасы, радиостанции. И погиб наш друг самолет смертью храбрых в лесах Ровенских. А мы два месяца партизан аэродромной службе учили. Может, других наша участь минует…

Подошел, прихрамывая, Иван Владимирцев.

— Байки травишь, Андрей? — улыбнулся он. — Пошли лучше поужинаем.

Они ушли. Я смотрел им вслед и думал о том, что, несмотря на неудачу, у Владимирцева есть уже своя фронтовая слава. Разведчики, летавшие в тыл, просили об одном, — чтобы забрасывал их Иван. Тридцатитрехлетний Владимирцев был для них своеобразным талисманом. Все, кого он вывозил в тыл врага, возвращались к своим.

Когда я вспомнил о Сталинградском фронте, у меня заныли руки, будто снова попал я в морозную, буранную степь. Работы там было через край, но даже из-под Сталинграда, где каждый самолет — на особом счету, улетали наши Ли-2 к партизанам. Тогда мы едва не потеряли экипаж Щуровского.

Я встретил эту машину после ночного бомбометания. Экипаж ушел, а техники и моторист приступили к привычной работе. И вдруг возвращается Олейников.

— Ты что, Сережа? Иди, спи, мы сами справимся.

— После войны отоспимся, — устало сказал он. — Приказ получили через час вылететь на спецзадание.

Вместе с механиком Сашей Батуриным заправили они Ли-2 горючим и маслом, опробовали двигатели. Подошел радист Алеша Губин, за ним стрелок Миша Стародубов. Первый проверил радиостанции, настройку на КП полка, второй — пулеметы и боеприпасы… Подъехали на полуторке два Александра — командир отряда Щуровский и штурман Пустовойт, старший штурман полка майор С. С. Соколов. Здесь же, у Ли-2, в последний раз проверяются штурманские расчеты, уточняются сигналы. Соколов ставит свою подпись в