Демкино, Вышедки, Калинковичи, Чурилово… И везде зафиксированы взрывы, пожары… Двойственное чувство испытываешь, глядя них. Удовлетворение и горечь. Горечь от того, что, вынужден бомбить, предавать огню чей-то дом, двор лишь потому, что они заняты врагом. Причем разрушаешь все это со смертельным риском для себя же.

Я подумал о том, что вот до сих пор неизвестна, судьба старшего лейтенанта Рассадина. Его экипаж бомбил станцию Старый Быхов. Сработали на славу. А когда возвращались, на Ли-2 насел вражеский истребитель. Его атаку удалось отбить второму летчику Степанову и воздушному стрелку Фомину. Тогда фашист включил бортовую фару, зашел снизу с задней полусферы и ударил по Ли-2. Началась тряска, с трудом самолет удавалось удерживать в горизонтальном полете. В районе Рославля он свалился на крыло и пошел к земле. Раненого радиста В. Н. Щипачева, стрелка И. П. Фомина и бортмеханика П. Л. Филатова на Ли-2 командира полка доставили в госпиталь, похоронили А. С. Степанова, штурман лейтенант Н. И. Булах вернулся в полк, а командира экипажа Н. И. Рассадина не нашли. Еще одна потеря.

Рассвело. Я поднялся, отряхнул солому и пошел на аэродром. Похрустывал под ногами снежок, синело стылое небо. Аэродром лежал, изрытый воронками, словно чудовищной оспой. Несколько дней назад над летным полем поработали Ю-88. Они появлялись в сумерках, когда наши самолеты с подвешенными бомбами готовились взлететь, и бомбили стоянки, ВПП, штаб полка. Чем мы могли им ответить? Только пулеметным огнем с Ли-2. И хоть воронки засыпаны, идти по полю грустно — изорвана-то наша родная земля.

Справа чернело пепелище колхозной фермы. Ночью 16 октября, когда мы проводили свои машины на задание и пошли на кухню за ужином, меня вдруг схватил за рукав моторист старший сержант И. П. Давыдов.

— Слышь, они, идут…

Я огляделся вокруг, прислушался. Оружейники начали готовить по второму вылету комплекты бомб, девушки оружейницы несли патроны для пулеметов. Тихо.

— Идут!

И тут я услышал далекий гул. Да, это были Ю-88. Мы бросились к землянке. «Юнкерсы» вошли в пике. Дико завыли сирены, установленные на них, нарастал свист бомб. Едва мы нырнули в землянку, как тяжело вздрогнула земля, посыпалась из щелей, закачалась под нарами. Я вжался в стену и подумал: а вдруг бомба попадет прямо сюда? Были же такие случаи… Снова взрыв, теперь ближе. Дальше, ближе, рядом… Время остановилось и замерло. И вдруг — тишина. При тусклом чадящем свете фитиля снарядной гильзы лица у всех были желтыми, осунувшимися. Лишь горячечно поблескивали глаза.

— Кажется, пронесло, — выдохнул Милюков. Выбрались из землянки. Ночь отступила от аэродрома. Клубился густой дым, носились снопы искр — горели ферма, сено, солома, избы на краю села. В этом оранжевом ярком свете чернели по всему аэродрому воронки из них тоже шел дым.

— Наши сесть не смогут, — сказал Давыдов. А ведь им пора возвращаться.

Пока мы добежали до КП, первый Ли-2 прошел над пожаром, над аэродромом. И его, и другие машины отправили в зону ожидания, потом — на запасной в Грабцево.

Я хорошо запомнил ту ночь, потому что днем 17 октября полк был построен на летном поле и по поручению Военного совета АДД генерал-лейтенант Г. Г. Гурьянов вручил нашему полку от имени Президиума Верховного Совета СССР и Наркомата обороны орден Красного Знамени. Этой же награды был удостоен и командир полка Б. П. Осипчук. Ордена и медали получили многим из нас.

…В последние дни октября мы перелетели в Валерьяновку в районе Волновахи. Огромное, ровное, словно стол, пыльное поле, на котором когда-то росла кукуруза, — наш аэродром. Техники, мотористы живут в самолетах, летный состав — в селе. В лесополосе выкопали землянки, натянули палатки десантники, которых мы вскоре должны перебросить к Турецкому валу. Они день и ночь жгут костры, варят в котелках початки кукурузы. А еще приходят к нам за бензином или маслом для заправки ламп-коптилок из снарядных гильз. Эти визиты вносят в нашу монотонную жизнь некоторое разнообразие.

Приказа на выброс пока нет. Экипажи полка возят бомбы и боеприпасы из Горловки сюда, в Валерьяновку. Почти тринадцать тонн боеприпасов перебросили к линии фронта на аэродром у Аскании- Нова, четырнадцать тонн технического имущества первой штурмовой авиадивизии перевезли туда же из Нижнего Токмака…

Годовщину Великой Октябрьской революции отметили по-фронтовому, нанеся массированные бомбовые удары но скоплениям резервов войск и танков врага в районе Большой Знаменки и Первомайска. Урон противнику, по докладам разведки, был нанесен немалый, но и мы недосчитались одного Ли-2. По дороге домой над линией фронта зенитным огнем был сбит самолет командира Константина Никифоровича Пьянзина, 1909 года рождения. Он прибыл в полк в сентябре 1943 года из ГВФ и не успел даже получить воинское звание.

Под стать Пьянзину был и штурман старший лейтенант Яков Семенович Меньшиков. В сложных и очень трудных условиях выполнял он боевые задания, совершил 147 вылетов. Погибли и другие члены экипажа, молодые ребята: самому старшему не исполнялось и двадцати пяти лет. Они успели совершить многое, но до победы не смогли дожить…

Передышка в интенсивной боевой работе как-то расслабила людей, настроив на благодушный лад. За что едва не был наказан экипаж К. П. Павлова. Взлетали ничью с полной бомбовой нагрузкой. После второго разворота вспыхнул левый двигатель. Борттехник В. И. Пряхи и выключил его, летчики вынуждены были сажать машину поперек взлетно-посадочной полосы, рискуя столкнуться с самолетами, ожидавшими своей очереди на взлет. Когда вышли из самолета, то, ко всем бедам, обнаружили на одной из фугасных бомб отсутствие колпачка — ветрянки. Выходит, она не была законтрена оружейниками.

Разбор этой предпосылки к летному происшествию показал, что борттехник Пряхин, пробуя моторы на земле, не обратил внимания на перебои в работе левого двигателя из-за прогара поршня в одном из цилиндров, инженеры по вооружению М. И. Коротков и А. П. Лищенко не проверили снаряжение бомб, весьма легкомысленно отнесся к своим обязанностям штурман В. А. Алисов, не проведя тщательного предполетного осмотра машины… А в результате самолет и экипаж лишь чудом остались невредимыми.

В полку прошли партийные и комсомольские собрания, на которых был обсужден этот случай. Виновные понесли наказание, а урок извлекли все.

Фронт уходил на запад. И не успели мы обжиться на кукурузном поле в Валерьяновне, как поступил приказ перелететь в Воротынск. Я укладывал нехитрые свои пожитки в Ли-2, когда меня окликнул Н С. Фомин.

— Слышь, Горностаев, отвлекись на минуту…

Я подошел к Фомину. Он стоял у машины Павлова и безучастно смотрел на сборы полка.

— Придется тебе, Николай, остаться здесь, — наконец сказал он. — Нужно восстановить эту машину. Возьми двух техников, моториста. Замените горелый мотор — догоните нас

— Где я возьму мотор? — удивился я.

— Его уже привезли из Воротынска.

— А как я его менять буду? Ни оборудования, ни крана, ни подъемника нет Все улетело…

— Думай, — сказал Фомин. — Начинаются дожди, поле раскиснет — не взлетишь. А до морозов самолета здесь без присмотра не оставишь. Пока будем ждать оборудование с базы — увязнем. Думай…

Подошел командир полка Б. П. Осипчук.

— Ну что, Коля, сделаете самолет?

— Сделаем, — хмуро сказал я. — Куда денешься…

— С тобой останется летчик лейтенант Виктор Куприянов со штурманом и радистом. Держите с нами связь.

— Ты вот что, — повеселел вдруг Фомин. — Езжай к железнодорожникам в Волноваху, попроси у них блок-таль на полторы-две тонны грузоподъемностью.

— Попробую, — сказал я.

Полк улетел. Тишина упала на поле. Лишь мелкий холодный дождь шуршал по обшивке осиротевшего Ли-2.

Дождь лил всю ночь и весь следующий день. Поле раскисло, липкий тяжелый чернозем пудовыми гирями налипал на сапоги, и они, старенькие, изношенные, развалились. Пришлось «бинтовать» их