На следующий день, вернувшись из больницы, Баптиста пригласила к себе Ренато и Хизер, как королева приглашает своих подданных.

Хизер пошла с большой неохотой. Она никак не могла привести в порядок свои чувства. После нескольких бессонных ночей панцирь нечувствительности, который до сих пор защищал ее, начал трескаться. И сквозь трещины она видела бушующие в ней унижение и ярость, которые могли охватить ее, если только дать им свободу.

А еще хуже были моменты, когда все казалось ей горько-смешным. И она знала, что стоит расслабиться, и она может разразиться диким, неконтролируемым смехом. Позволить такому случиться она не могла, поэтому еще глубже залезала в свой панцирь.

Баптиста сидела на софе в своей гостиной. Ренато и Хизер вошли в комнату и уселись на некотором расстоянии друг от друга.

— Мы не можем оставить все как есть, — объявила старая женщина. — Все прошло очень плохо.

— Может быть, стоит позвать Лоренцо? — предложил Ренато.

— Лоренцо в прошлом. А меня беспокоит будущее.

— Я понимаю, о чем вы, — сказала Хизер. — Я верну вам «Белла Розария»…

— Нет, это может подождать. Если ты вернешь ее в том же году, когда я тебе ее отдала, у нас возникнет много проблем. Мы еще не обсудили то, что произошло в церкви.

Хизер вздохнула.

— А что тут еще обсуждать? Все кончено.

— Кончено? Когда это моя семья успела так тебя оскорбить?

— Разговор об оскорблениях уже в прошлом, — сказала Хизер.

— А Сицилия не современная страна. Если бы такое случилось со мной, мой отец застрелил бы того мужчину. И не было бы даже никакого суда.

— Я стрелять не собираюсь, — сказала Хизер. Она хотела разрядить обстановку, но не удержалась и добавила: — По крайней мере, в Лоренцо.

— Я сочувствую тебе, дочка, — сказала Баптиста, бросив на Ренато грозный взгляд. Он же смотрел на мать с обычным выражением любви и уважения. То, как Ренато преклонялся перед матерью и почитал ее, всегда немного удивляло Хизер.

— Мы с Лоренцо уже виделись и заключили мир, — сказала она.

— Я рада, но на этом все не заканчивается. Моя семья причинила тебе боль, но ты не должна страдать.

— Что ж, если Ренато, используя свое влияние, вернет меня на прежнюю работу, я буду удовлетворена.

Ренато нахмурился.

— Ты считаешь, что это достаточная компенсация?

— Я забуду о твоем существовании. Это наилучшее решение.

— Этого недостаточно, — сказала Баптиста. — Имело место бесчестье.

— Я уже говорила, что поведение Лоренцо не может меня обесчестить.

— Оно может обесчестить семью, — ответила Баптиста так свирепо, что Хизер испугалась. — Он оскорбил тебя. И вся семья будет покрыта позором, пока мы не поправим дело.

— Я не выйду за него.

— Конечно, нет. Но у меня есть еще один сын. Конечно, Ренато мало сделал, чтобы заслужить твою любовь, но он виноват в случившемся и должен все исправить. — Тон Баптисты был непререкаем. — Ваша свадьба должна состояться в самое ближайшее время.

На минуту воцарилась гробовая тишина. Хизер хотела заговорить, но не смогла. Она теряла самоконтроль, и сумасшедший смех рвался наружу. Она отвернулась, прикрывая рукой рот. Но все было бесполезно. Смех клокотал в ней, щекотал горло и вот уже вырвался наружу и разлился звонкими жемчужинами. Все происходящее было безумием. Такое можно было вообразить только в этой стране, которая жила по своим собственным правилам и плевать хотела на всех остальных.

— Извините, — выдохнула наконец она, — но это самое смешное, что вы могли сказать. Чтобы я вышла за Ренато? За человека, один вид которого для меня невыносим? О, небеса! — Новый приступ смеха охватил ее.

Ренато сурово смотрел на нее. Потом медленно заговорил. Он говорил на сицилийском, и Хизер не могла точно уловить смысл. Но она поняла слова «безумие», «невероятно» и что-то вроде «ни за что на свете».

— В мое время девушки были лучше воспитаны и не смеялись во время помолвки, — неодобрительно сказала Баптиста.

— Но это не помолвка, — сказала Хизер, когда немного успокоилась. — Во-первых, он не хочет ни на ком жениться. Во-вторых, он не хочет жениться на мне. В-третьих, я скорее стану королевой Англии, чем выйду за него замуж. И говорить больше не о чем.

— Ты приехала сюда, чтобы выйти замуж за сына из этого дома, и ты сделаешь это. Тогда все встанет на свои места.

— Все окажется еще дальше от своих мест, чем сейчас, — в отчаянии выкрикнула Хизер. — Как вы вообще могли об этом подумать? Это последний человек…

— Взаимно, — холодно отозвался Ренато. — Мама, я тебя очень уважаю, но ты должна оставить эту затею.

— О твоих чувствах никто не спрашивает, — строго ответила ему Баптиста. — Ты обидел порядочную девушку и должен возместить ей ущерб.

— Одного звонка в «Госсвейс» будет достаточно, — решительно заметила Хизер.

— Я сделаю это без проблем, — заявил Ренато. — А также оплачу твое путешествие сюда и…

— Ренато, предупреждаю тебя: если ты посмеешь предложить мне деньги, то очень об этом пожалеешь.

— Я уже жалею. Жалею о том, что познакомился с тобой, о том, что мой брат тебя встретил, о том, что пригласил тебя в наш дом…

— Итак, мы обо всем договорились… Извините, мама.

Хизер совершенно забыла о том, что Баптисте нездоровилось. Но сейчас Баптиста наблюдала за их перепалкой с искрой в глазах и даже с выражением, похожим на удовлетворение.

— Мама, извини, — сказал Ренато. — Мы не имели права выяснять отношения в твоем присутствии… ведь твое сердце…

— С моим сердцем все нормально. Но вы оба ведете себя как маленькие дети. Я советую вам подумать.

— Тут и думать нечего, — ответили они в один голос.