Я вспомнил, как папашка фантазировал, будто карлик — искусственный человек, сделанный еврейским волшебником много сотен лет назад. Конечно, это была выдумка, но, если бы это было правдой, он вполне мог бы встретить и Альберта, и Ханса Пекаря.
Я не успел ни почитать дальше, ни подумать над уже прочитанным, как увидел папашку, бегущего ко мне через площадь. Он возвышался над всеми местными греками. Я быстро спрятал книжку-коврижку в карман.
— Я долго отсутствовал, да? — запыхавшись спросил он.
Я отрицательно покачал головой.
Я уже решил, что ничего не скажу ему и о карлике, который неожиданно появился в Афинах. То, что карлик шатался по Европе, как и мы, это ягодки по сравнению с тем, что я прочёл в книжке-коврижке.
— Что ты делал, пока меня не было? — спросил папашка.
Я показал ему карты и сказал, что раскладывал пасьянс.
В это время к нам подошёл официант, чтобы получить деньги за все заказанные мною порции колы.
— It is very small![36] — сказал он.
Папашка непонимающе покачал головой.
Я-то понял, что официант имел в виду книжку-коврижку, и испугался, что сейчас всё раскроется. Поэтому я достал лупу, показал её официанту и сказал:
— It is very smart![37]
— Yes, yes![38] — сказал он. Так я вывернулся из этого неприятного положения.
— Я сидел и разглядывал карты в той колоде, — сказал я, когда мы вышли из кафе. — Мне хотелось узнать, не написано ли на них что-нибудь невидимое невооружённым взглядом.
— И каков результат? — поинтересовался папашка.
— Если бы ты только знал! — таинственно прошептал я.
ВАЛЕТ БУБЁН
Когда мы вернулись в отель, я спросил у папашки, продвинулся ли он вперёд в поисках мамы.
Сперва он сказал:
— Я связался с агентом, который зарабатывает на своего рода сводничестве, когда речь идёт о моделях. Он уверил меня, что никогда не работал в Афинах с моделью по имени Анита Тёро. Он в этом не сомневался и заявил, что знает здесь всех моделей, во всяком случае всех иностранок.
Наверное, я был похож на закат солнца в сентябре. К тому же вечером начался дождь, и я почувствовал, как глаза мне обожгли слёзы. Поэтому папашка спешно добавил:
— Тогда я достал фотографию из того модного журнала, и грек мигом изменился. Он сказал, что теперь её зовут Суль Странд и это, конечно, её псевдоним. Под конец грек добавил, что вот уже несколько лет мама — самая знаменитая модель в Афинах.
— И что дальше? — спросил я, глядя ему в глаза.
Он развёл руками:
— Я должен позвонить ему завтра после ланча.
— И это всё?
— Да! Подождём — увидим, Ханс Томас. Давай проведём вечер в ресторане на крыше, а завтра утром поедем в Пирей. Там тоже есть телефон.
Его слова о ресторане на крыше насторожили меня. Я набрался мужества и сказал:
— Есть ещё кое-что.
Папашка вопросительно посмотрел на меня, но, очевидно, он уже понял, что я имею в виду.
— Ты должен кое о чём подумать. И мы договорились, что ты не станешь затягивать с решением.
Он хотел рассмеяться залихватским смехом, но это у него не получилось.
— Ага, понимаю! Как я уже сказал, я об этом думаю. Но именно сегодня мне надо обдумать и многое другое.
И тут мне пришла в голову хитрая мысль. Я бросился к его чемодану и нашёл между носками и футболками пол-литра водки. Через мгновение я с бутылкой был уже в ванной. И вылил эту мерзость в унитаз.
Когда папашка вошёл в ванную и увидел, что я сделал, он застыл, не отрывая глаз от унитаза. Может быть, он размышлял, не стоит ли ему броситься на колени и схлебнуть остатки, пока я не спустил воду. Но так низко он всё-таки ещё не пал. Он обернулся ко мне, так и не решив, следует ли ему зарычать, как тигр, или завилять хвостом, как щенок.
— О’кей, Ханс Томас! — сказал он наконец. — Твоя взяла!
Мы вернулись в комнату и сели у панорамного окна. Я смотрел на папашку, а он — на Акрополь.
—
Папашка с изумлением поднял на меня глаза.
— О чём это ты, Ханс Томас? О вчерашнем мартини?
— Нет! Я только подумал, что настоящий джокер не пьёт крепких напитков. Потому что без них его голова работает лучше.
— По-моему, ты немного рехнулся, — сказал он. — Но, наверное, это у тебя наследственное.
Я понимал, что задел его больное место, потому что всё тщеславие папашки довольствовалось тем, чтобы быть джокером.
Догадавшись, что он всё-таки думает о вылитой в унитаз водке, я сказал:
— А теперь мы с тобой поднимемся в ресторан на крыше. Там мы посмотрим в меню, какие у них есть лимонады и прохладительные напитки. Можешь выпить колы, севен-ап, апельсинового, томатного или грушевого сока. А может, смешать всё это вместе? Положить в стакан кусочки льда и перемешать всё это длинной ложечкой…
— Спасибо, достаточно, — остановил он меня.
— Но ведь мы договорились? — напомнил я ему.
— Yes, sir. А старый моряк всегда держит своё слово.
— Отлично! За что я расскажу тебе удивительную сказку.
Мы поднялись на крышу и сели за тот же столик, за которым сидели накануне. Вскоре к нам подошёл уже знакомый официант.
Я спросил по-английски, какие у них есть лимонады и другие прохладительные напитки. Кончилось тем, что мы попросили принести нам два бокала и четыре разные бутылки. Этот тип покачал головой и проворчал, что один день отец и сын пьют вино, а на другой — хотят напиться одной содовой. Папашка парировал, что в таком случае всё уравновешивается и что во всём есть справедливость.
Официант ушёл.
— Просто невероятно, Ханс Томас. Мы сидим с тобой в большом многомиллионном городе и должны в этом муравейнике найти одного определённого муравья.
— В виде исключения, самоё королеву — вставил я.
Моя реплика показалась мне очень удачной. Папашке тоже. Он широко улыбнулся.
— И этот муравейник так здорово организован, что в нём возможно даже найти муравья номер три миллиона двести тридцать восемь тысяч девятьсот пять.
Он о чём-то задумался, а потом сказал:
