Встав на ноги, я увидел, что Джокер расставляет карликов в определённом порядке. Они образовали большой круг, но теперь все масти были перемешаны. Я отметил, что карты одинакового достоинства стояли рядом друг с другом.
Джокер опять залез на стул с высокой спинкой, мы с Фроде последовали его примеру.
— Валеты! — крикнул Джокер. — Вам следует стать между королями и десятками. Дамы должны стоять между королями и тузами.
Он несколько раз почесал голову и продолжал:
— Девятка Червей и Девятка Бубён, поменяйтесь местами!
Полная Девятка Червей вышла из круга и заняла место хрупкой Девятки Бубён, которая засеменила на её место.
Джокер сделал ещё несколько поправок и остался доволен.
— Это называется 'раскинуть карты', — прошептал мне Фроде. — Сперва каждая карта говорит свою фразу, потом их нужно перетасовать и сдать снова.
Я плохо понял, что он сказал, потому что одна моя щиколотка почувствовала в это время вкус лимона, а левое ухо защекотал восхитительный аромат сирени.
— Каждый произносит по одной фразе, — начал Джокер. — И только когда они все соединятся в единое целое, наш пасьянс обретёт смысл. Потому что мы все принадлежим одному роду.
Несколько секунд в зале царила гробовая тишина. Потом Король Пик спросил:
— Кто из нас должен начать?
— У него каждый раз не хватает терпения, — шепнул мне Фроде.
Джокер развёл руками.
— Конец истории зависит от её начала, — признался он. — А наша история начинается с Валета Бубён. Пожалуйста, стеклянный Валет, слово за тобой.
— Серебряный бриг тонет в бушующем море, — произнёс Валет Бубён.
Справа от Валета Бубён стоял Король Пик, он сказал:
— Тот, кто провидит судьбу, должен её победить.
— Нет! Нет! — огорчённо воскликнул Джокер. — Наша игра движется по часовой стрелке. Король Пик будет последним.
Лицо у Фроде как будто застыло.
— Этого я и боялся, — прошептал он.
— Чего?
— Что Король Пик будет последним.
Я не успел ему ответить, потому что вдруг почувствовал, что мою голову целиком наполнил вкус гоголя-моголя. А такое лакомство редко появлялось на нашем столе в Любеке.
— Начнём сначала, — сказал Джокер. — Сперва все валеты, затем — десятки, за ними все остальные по часовой стрелке. Начинайте, валеты, прошу вас!
И все валеты произнесли по очереди каждый свою фразу:
— Серебряный бриг тонет в бушующем море. Моряка прибивает к берегу острова, который растёт у него на глазах. В нагрудном кармане моряка лежала колода карт, которую он теперь сушит на солнце. Пятьдесят три карты становятся на долгие годы единственным обществом сына стеклодува.
— Вот так гораздо лучше. Так начинается наша история. Какое-никакое, а это уже начало. Прошу вас, десятки!
И десятки продолжали:
— До того как карты выгорят, пятьдесят три карлика запечатлятся в фантазии одинокого моряка. Странные фигуры танцуют в сознании Мастера. Когда Мастер спит, карлики живут своей жизнью. Однажды утром королю и валету удалось вырваться из темницы сознания.
— Браво! Рассказать об этом более лаконично было бы невозможно. Девятки!
— Фантазии вырываются из творящего их сознания и возвращаются в него обратно. Фигуры вылетают из рукава фокусника и уже в воздухе оказываются живыми. Фигуры красивы на вид, но все, кроме одной, потеряли рассудок. Только Джокер во всей колоде понимает, что это мираж.
— Воистину так! Истина — это штучный товар. Восьмёрки!
— Сверкающий напиток парализует чувства Джокера. Джокер выплёвывает сверкающий напиток. Без этого напитка лжи маленький шут лучше соображает. Спустя пятьдесят два года после кораблекрушения внук приходит в селение.
Джокер взглядом подтвердил мне эти слова.
— Семёрки! — скомандовал он.
— Карты хранят тайну. Истина в том, что сын стеклодува потешается над собственными фантазиями. Фантазии поднимают фантастический бунт против Мастера. Вскоре Мастер умрёт, и убьют его карлики.
— Допустим! Шестёрки!
— Солнечная принцесса находит дорогу к морю. Загадочный остров разрушается изнутри. Карлики вновь становятся картами. Сын пекаря покидает сказку до того, как всё рухнуло.
— Уже лучше. Пятёрки, ваша очередь. Говорите громко и внятно. Любая ошибка в произношении может иметь роковые последствия.
Его слова о драматических последствиях так смутили меня, что я упустил последнюю фразу.
— Сын пекаря уйдёт в горы и поселится в отдалённом селении. Пекарь хранит сокровища, привезённые с загадочного острова. Картам открыто будущее.
Джокер бурно зааплодировал.
— Кое-кого ждут неприятности, — сказал он. — Выгода этой игры заключается в том, что она не только отражает случившееся. Она содержит также намёк на будущее. И это ещё только середина пасьянса.
Я повернулся к Фроде. Он положил руку мне на плечо и шепнул еле слышно:
— Он прав, сынок.
— Что ты имеешь в виду?
— Я долго не проживу.
— Глупости! — раздражённо сказал я. — Зачем серьёзно относиться к этой игре? Это же просто развлечение.
— Это не только игра.
— Тебе нельзя умирать! — сказал я так громко, что многие фигуры, стоявшие в кругу, подняли на нас глаза.
— Всем старым людям в своё время разрешается умереть, мой мальчик. Но тогда хорошо знать, что придёт кто-то, кто сможет продолжать то, чего не сумел доделать старик.
— Я тоже умру здесь, на острове, — сказал я.
— Но разве ты не слышал? 'Сын пекаря уйдёт в горы и поселится в отдалённом селении'. Ты и есть этот сын пекаря.
Джокер снова захлопал в ладоши, и весь большой зал наполнился звоном бубенчиков.
— Тихо! — скомандовал он. — Четвёрки, продолжайте!
Я был так поражён известием о предстоящей смерти Фроде, что слышал только Четвёрку Треф и Четвёрку Бубён.