самостоятельно, то есть совершать поступки, о которых он даже не будет подозревать.
— Разве такое возможно, если мы не существуем?
— Кто сказал, что мы не существуем? Вопрос стоит иначе: не
— Или свободы воли?
— В общем, я работаю над этим, София.
— Но и то, что ты «работаешь над этим», должно быть прекрасно известно Хильдиному отцу.
— Разумеется. Но он не знает деталей моего плана. Я пытаюсь найти Архимедову точку.
— Архимедову точку?
—
— Задача не из легких.
— Но нам не удастся ускользнуть от него, пока не будет закончен философский курс. Майор слишком крепко нас держит. Он явно решил, что я обязан провести тебя через всю историю философии. А до его отъезда с Ближнего Востока остается всего несколько дней. Если мы не сумеем избавиться от навязчивых фантазий майора, прежде чем он прибудет в Бьеркели, мы пропали.
— Я боюсь…
— Во-первых, мне нужно просветить тебя по поводу французской эпохи Просвещения. Затем надо хотя бы в общих чертах рассмотреть Канта и лишь потом можно переходить к романтизму. Кроме того, для нас обоих важен Гегель. А коснувшись Гегеля, нельзя обойти вниманием взрыв возмущения, который вызвало гегельянство у Киркегора. Следует также коснуться Маркса, Дарвина и Фрейда. Если мы в заключение успеем пройтись по Сартру и экзистенциализму, можно будет приступать к исполнению нашего плана.
— Порядочно для одной недели.
— Поэтому приступать надо немедленно. Ты можешь прийти сразу?
— Мне нужно в школу. У нас будет «уютный час», а потом раздача табелей.
— Наплюй! Если мы не более чем продукт сознания, значит, удовольствие от «уютного часа» с его кока-колой и разными вкусностями тоже лишь воображаемое.
— Но табель?…
— София, ты либо живешь на микроскопическом шарике в загадочной Вселенной — посреди сотен миллиардов других галактик… либо представляешь собой электромагнитные импульсы в мозгу одного майора. И ты еще смеешь говорить о каком-то табеле! Постыдилась бы.
— Извини.
— А впрочем, ладно, забеги в школу по дороге ко мне. Если ты прогуляешь последний день занятий, то можешь подать дурной пример Хильде. Кто-кто, а она наверняка ходит в школу даже в свой день рождения, ведь Хильда — сущий ангел.
— Тогда я приду к тебе сразу после школы.
— Мы можем встретиться в Майорстуа.
— В Майорстуа?
Щелк… и гудок!
Хильда отложила папку в сторону. Теперь папа заставил ее испытать угрызения совести из-за того, что она прогуляла школу. Вот хитрюга!
Некоторое время она размышляла над тем, что за план вынашивает Альберто. Не заглянуть ли ей на последнюю страницу? Нет, это будет жульничество, лучше попробовать читать быстрее.
По одному важному пункту она была согласна с Альберто. Во-первых, он был прав, что всем происходящим с ним и с Софией заправляет Хильдин отец. И в то же время, сочиняя, он наверняка знал не все, что должно произойти. Видимо, иногда ему случалось писать с дикой скоростью, и он только позднее спохватывался, что же такое насочинял. В условиях такой «суматохи» София с Альберто и обладали определенной свободой.
Опять у Хильды возникло ощущение, что они действительно существуют. «Какой бы спокойной ни казалась поверхность моря, это не значит, что в глубине его ничего не происходит», — подумала она.
Но почему ей пришла в голову такая мысль?
Во всяком случае, она была отнюдь не поверхностной.
В школе на Софию, по праву новорожденной, со всех сторон посыпались поздравления. Может быть, дополнительное внимание к ней объяснялось всеобщим ажиотажем по поводу табелей и бутылок с кока-колой.
Как только класс отпустили (с учительским пожеланием хорошо провести лето), София стремглав кинулась домой. Йорунн попыталась задержать ее, но София крикнула, что опаздывает.
В почтовом ящике обнаружились две открытки из Ливана. Это были стандартные поздравительные открытки с английской надписью: «HAPPY BIRTHDAY — 15 YEARS».
Одна была адресована «Софии Амуннсен (для Хильды Мёллер-Наг)», вторая же предназначалась самой Софии. На обеих стоял штемпель батальона ООН от 15 июня.
Сначала София прочла собственную открытку:
София не знала, как расценить то, что отец Хильды в конце концов прислал открытку и ей. Все же этот жест почему-то показался ей трогательным. В Хильдиной открытке говорилось:
Майор явно продолжал держать их под надзором.
София отперла дом и положила табель со всеми своими «отлично» на кухонный стол. Затем она вышла в сад, пролезла сквозь изгородь и побежала в лес.
Через озеро пришлось снова перебираться в лодке. Альберто встретил Софию на крыльце и жестом пригласил сесть рядом.
Погода была чудесная, только от воды тянуло прохладой и сыростью. Озерцо, казалось, еще не совсем успокоилось после грозы.
— Приступим прямо к делу, — заговорил Альберто. — Следующим после Юма великим создателем философской системы был немец
