учителем языка викингов. Свейский — так называли этот язык в Древлянской земле.
— Смотрите! — закричал вдруг один из викингов. — Второй трэль убегает!
И верно. Воспользовавшись тем, что я отвлек внимание морских бродяг, Яромир бросился бежать и вскоре скрылся в прибрежной чаще.
Несколько человек кинулись в погоню, но вскоре вернулись ни с чем.
Я подумал, что теперь меня точно убьют. Но ошибся. Торбьерн подошел ко мне и сказал:
— Дурак твой друг. Теперь либо зверям на ужин достанется, либо к германцам в рабство попадет. Для него было бы лучше, чтоб звери съели. А ты, парень, молодец. Лихо. Откуда язык знаешь?
— Плохо знаю, — ответил я. — Ругаться только. Орм хорошо. Пока гребле учил. Язык плохо знаю.
— Это поправимо, — улыбнулся хевдинг. — Ругаться научился, значит, и говорить научишься…
Как только солнце село, мы устроились на ночлег. Орм, на всякий случай, связал мне руки, а на ногу накинул ременную петлю. Боялся, что сбегу, что ли?..
Много дней мы идем на закат. Сколько? Да я уже и со счету сбился. По левому борту узкой полоской видна земля. По правому — бескрайний Океян-Море.
К берегу приставали всего дважды. Первый раз, чтобы пополнить запас воды. Морская-то горькая да соленая. Пить ее нельзя. Я как-то глотнул — наизнанку вывернуло. А второй раз — когда запас конины подошел к концу.
Торбьерн велел семерым викингам отправляться на охоту. Мы ждали их два дня. Хевдинг нервничал. Опасался, что охотники наткнутся на германцев. Очень те не любили морских бродяг. Впрочем, это было взаимно.
Вернулись шестеро. Принесли трех оленей, одну косулю, двух кабанов и мертвого товарища. Но германцы здесь были не виноваты. Матерый секач закатал Гардара Голенастого, прежде чем самого кабана сумели поддеть на рогатины.
Похороны были скорыми. Разложили костер. Положили покойного. Подпалили. Тризна в спешке прошла. Охотники наткнулись на следы людей. Сколько их было, определить не смогли, а потому решили больше на берегу не задерживаться, поскорее отчалили.
И вот теперь мы гнались вслед за убегающим солнцем, словно надеясь хоть немного продлить догорающий день.
Орм больше не бил меня. Если я что-то делал не так, он старался объяснить словами. Да и остальные стали относиться ко мне лучше. Как-то Орм сказал, что я приношу им удачу. За все время плавания не было ни одного шторма. И все сразу поверили в это.
Сегодня с самого утра ветер был попутным. Мы подняли весла, и драккар скоро бежал вперед, рассекая змеиным носом волны.
Викинги отдыхали. А меня подозвал Торбьерн. Он сидел на корме и о чем-то спорил с Борном Носатым. Тот правил драккаром, налегая на кормовое весло. Перед хевдингом лежала расчерченная на квадраты доска, уставленная черными и белыми камушками. Я узнал эту игру. Когда-то, а мне теперь казалось, что это было не со мной и совсем в другой жизни, я неплохо в нее играл.
Сразу вспомнил Ивица, Гостомысла, отца, Коростень, Любаву…
В одно мгновение родные образы пронеслись перед глазами.
Я в последнее время почти не вспоминал родину. Некогда было. Нужно было выживать, а не о доме скучать. И вот теперь нахлынуло вдруг. Огнем полыхнуло. И откатилось морской волной…
— Ты чего-то хотел от меня, хевдинг?
Он взглянул на меня, точно впервые увидел. Затем, вспомнив о том, зачем меня звал, сказал:
— Орм болтает, что ты приносишь удачу. Это так?
— Не знаю, — пожал я плечами.
— Вот сейчас и проверим. — Он поманил меня к себе. — Это, — показал он на доску, — тавлеи. Игра такая. Мы с Борном уже сыграли две партии. Одну он выиграл. Другую — я. Так что ничья у нас. Теперь играем третью. Кто выигрывает, тот и победил. Понятно?
Я кивнул.
— Да что ему понятно? — Борн переминался с ноги на ногу да нос свой длинный, за который и получил свое прозвище, потирал. — Ты лучше не тяни. Ходи давай.
— Погоди. — Торбьерн махнул на него рукой и повернулся ко мне: — Я играю черными. У меня есть два хода: либо так, — он передвинул камень на одну клетку и тут же вернул его обратно, — либо вот так, — он проделал то же самое с другим камнем. — Как, по-твоему? Какой ход выбрать?
Некоторое время я разглядывал доску. Потом понял, что любой ход Торбьерна приведет его к проигрышу. Король Борна уже вышел на прямую, и казалось, что уже ничто не помешает ему добраться до заветной угловой клетки.
— Так ты будешь ходить или нет? — Борн в предчувствии победы стал тереть нос еще сильнее.
— Подожди, — отмахнулся хевдинг. — Ну? — Торбьерн от нетерпения потер руки.
И тут я заметил то, что упустил из виду викинг.
— Я бы сходил вот так. — Я передвинул совсем другой камень. — Теперь, как бы ни сходил Борн, ты вот этот камень двигаешь сюда, — рука привычно взлетела над доской, — запираешь его короля и выигрываешь.
Несколько мгновений Торбьерн и Борн молча смотрели на то, что у меня получилось.
— Это нечестно, — наконец сказал Борн. А Торбьерн поднял на меня глаза:
— Ты не перестаешь меня удивлять, трэль. Может, ты и на арфе играешь, и висы слагать умеешь?[102]
— На арфе не умею, — признался я. — Хотя научиться бы не мешало.
— Торбьерн! — крик впередсмотрящего вывел хевдинга из оцепенения. — Прямо по носу Зеландия!
Солнце переползло в судуратт[103], когда я вдруг ощутил странную музыку. Покрутил головой, стараясь понять, откуда она льется. И понял. Звучало все вокруг.
Попутный ветер звенел в натянутых канатах. Ухал барабаном тугой парус. Ворчало море. Шуршал, врезаясь в волну, узкий нос нашего суденышка. Тело драккара мелко дрожало, вбирая в себя все звуки, и отзывалось удивительной мелодией неземной красоты. И ошеломляющая радость пронизала душу.
Я взглянул на Орма и удивился. Мой суровый напарник сейчас улыбался, словно младенец. Он посмотрел на меня, и его улыбка стала еще шире.
— Ты слышишь! — заорал он. — Я же вижу, что ты тоже это слышишь!
— Да! — заорал я в ответ, не в силах сдержать переполнявшее чувство восторга. — Я слышу! Я слышу!
— Это море, трэль! Это поет море! Хвала Одину за то, что он позволил мне родиться викингом!
И я увидел, как по его обветренной щеке сбегает слезинка. Как он подхватывает ее своей огромной ладонью. Пробует на язык.
— Она тоже соленая! — кричит он. — Соленая, как море!
И, подчинясь этой волшебной мелодии, он начинает петь. Петь древнюю песню викингов. И люди в драккаре подхватывают эту песню. Песню, которую я уже слышал однажды. О соленых брызгах, летящих в лицо. О следах чужих кораблей. О море. О жизни. О смерти…
И я понимаю, что пою вместе со всеми. Пою, потому что не могу иначе…
После полудня мы повернули на север. Огромная туша Зеландии осталась позади. А впереди уже виднелась новая земля.
Ветер стих. Нам снова пришлось поднажать на весла. Но эта работа стала для меня привычной.
— Нам и так повезло, — сказал Орм. — Солманудр[104] еще не закончился, а мы уже на подходе к Ютландии. Я оказался прав, трэль. Ты приносишь удачу…
Три долгих дня мы боролись с сильным встречным течением. Медленно, слишком медленно драк-кар продвигался вперед. Мы отдавали остатки сил, налегая на весла. И вот наконец сегодня я понял, что далекий берег перестал быть далеким.
И сразу, словно по волшебству, течение сбавило свой напор, а спустя совсем немного времени и вовсе
