– Он постоянно жестоко обращался с ними.

– Постоянно? – переспросил маркиз. – Многие утверждают, что мясоторговцы и члены Зоологического общества постоянно жестоко обращаются с животными, но я не слышал, чтобы их наказывали плетьми. О вкусах не спорят. Дайте подумать, чем я могу вам помочь. Бобби в городе, молодой Монт?

– Да, маркиз. Я вчера видел его в 'Кофейне'.

– Я приглашу его к завтраку. Насколько мне помнится, он не позволяет своим детям разводить кроликов и держит пса, который всех кусает. Это добрый знак. Кто любит животных, тот всегда готов отстегать того, кто их не любит. Молодой Монт, прежде чем вы уйдёте, мне хотелось бы знать, что вы думаете об этой вещи?

Сняв ногу со стула, маркиз прошёл в угол, взял прислонённую к стене картину и вынес на свет. На полотне с умеренной степенью правдоподобия была изображена нагая девушка.

– Стейнвич утверждает, что это не должно дурно повлиять на нравственность, – сказал маркиз, – А если её повесить?

Сэр Лоренс вставил в глаз монокль:

– «Удлинённая» школа. Следствие сожительства с женщинами соответствующего телосложения. Нет, маркиз, это не может дурно повлиять на нравственность, но может испортить пищеварение: тело – цвета морской воды, волосы – томатные, стиля – никакого. Вы купили её?

– Пока что нет. Я слышал, она стоит уйму денег. А вы? Я хотел сказать, вы её не купите?

– Для вас, сэр, я готов на что угодно, только не на это. Нет, только не на это, – повторил, попятившись, сэр Лоренс.

– Я этого опасался, – заметил маркиз. – А меня уверяют, что она не лишена динамизма. Ничего не поделаешь! Я любил вашего отца, генерал, продолжал он более серьёзным тоном. – Если слово его внука окажется менее весомым, чем слово каких-то метисов – погонщиков мулов, значит, мы достигли такой степени альтруизма в нашей стране, что едва ли выживем. Я извещу вас о том, что ответит мой племянник. До свидания, генерал, до свидания, милый юноша. Шрам у вас жуткий. До свидания, молодой Монт. Вы неисправимы.

Спускаясь по лестнице, сэр Лоренс взглянул на часы:

– Это отняло у нас двадцать минут. С дорогой, скажем, двадцать пять. Такого темпа не знают и в Америке, а нам ещё, кроме того, чуть не всучили удлинённую девицу. Теперь – в 'Кофейню', к Халлорсену.

И они двинулись по направлению к Сент-Джеймс-стрит.

– Эта улица, – продолжал сэр Лоренс, – Мекка западного мужчины, так же как рю де ла Пе – Мекка западной женщины.

Он иронически оглядел спутников. Превосходные образцы англичан! В любой другой стране они стали бы предметом зависти и насмешек. Люди, которые во всей Британской империи работают и предаются исконно британским развлечениям, сотворены более или менее по образу и подобию этих. Над этой породой никогда не заходит солнце. История присмотрелась к ней и решила, что ей суждена долгая жизнь. Сатира мечет в неё стрелы, но они отскакивают, словно от невидимой брони. 'Эта порода, – думал баронет, шагает по просторам Времени, ничем не выделяясь, не блистая ни учёностью, ни силой, ни прочими добродетелями, которые ей заменяет бессознательное, но непоколебимое убеждение в своей предызбранности'.

– Я считаю, что абсолютный центр вселенной – здесь, – сказал сэр Лоренс у дверей 'Кофейни'. – Другие относят его на Северный полюс, в Рим, на Монмартр. Я же нахожу, что он – в 'Кофейне', старейшем и, судя по состоянию умывальника, наихудшем клубе мира. Хотите умыться или отложите омовение до более приятного случая? Договорились. В таком случае присядем и подождём апостола патентованных ванн. Он кажется мне очень энергичным парнем. Жаль, что нельзя устроить матч между ним и маркизом. Я бы поставил на старика.

– Вот он, – сказал Хьюберт.

В низком холле старейшего клуба мира американец казался особенно высоким.

– Сэр Лоренс Монт! – окликнул он. – Здравствуйте, капитан! Генерал сэр Конуэй Черрел? Счастлив познакомиться, генерал. Чем могу служить, джентльмены?

Он выслушал рассказ сэра Лоренса со все возраставшей серьёзностью.

– Это чересчур! Нет, не могу посидеть с вами. Сейчас же еду к боливийскому послу. Кстати, капитан, у меня сохранился адрес вашего Мануэля. Я телеграфирую нашему консулу в Ла Пас, чтобы тот немедленно сиял с него показания, подтверждающие вашу правоту. Ну кто бы мог предположить, что получится такая чертовщина! Прошу прощения, джентльмены, но я не успокоюсь, пока не отправлю телеграмму.

Сделав общий поклон, Халлорсен удалился. Трое англичан снова сели.

– Старику Шропширу нельзя зевать: он того и гляди его обгонимсказал сэр Лоренс.

– Так это и есть Халлорсен? Интересный мужчина! – заметил генерал.

Хьюберт помолчал. Он был растроган.

Встревоженные и притихшие девушки вели машину к приходу святого Августина в Лугах.

– Даже не знаю, кого мне больше всего жаль, – неожиданно заговорила Динни. – Я никогда раньше не думала о помешательстве. Его либо осмеивают, либо скрывают. А по-моему, это самое страшное на свете – особенно когда оно не полное, как у него.

Джин изумлённо поглядела на подругу, – ей ещё не доводилось видеть Динни без маски юмора.

– Куда теперь?

– Вот сюда. Пересечём Юстен-род. Вряд ли тётя Мэй сможет приютить нас. У неё вечно торчат разные