обратно, Бобби уже не было.

XXXVII

Отправив телеграммы отцу и Джин, позвонив Флёр, Эдриену и Хилери, Динни помчалась в такси на Маунт-стрит и ворвалась в кабинет к дяде.

– Что случилось, Динни?

– Спасён!

– Благодаря тебе!

– Нет, благодаря судье. Так сказал Бобби Феррар. А я чуть все не испортила, дядя.

– Позвони.

Динни позвонила.

– Блор, доложите леди Монт, что я прошу её прийти.

– Хорошие новости, Блор! Мистер Хьюберт освобождён.

– Благодарю вас, мисс. Я ставил шесть против четырёх, что так и будет.

– Как мы отметим это событие, Динни?

– Я должна ехать в Кондафорд, дядя.

– Поедешь после обеда. Сначала выпьем. А как же Хьюберт? Кто его встретит?

– Дядя Эдриен сказал, что мне лучше не ходить. Он съездит за ним сам. Хьюберт, конечно, отправится к себе на квартиру и дождётся Джин.

Сэр Лоренс лукаво взглянул на племянницу.

– Откуда она прилетит?

– Из Брюсселя.

– Так вот где был центр операций! Конец этой затеи радует меня не меньше, чем освобождение Хьюберта. В наши дни такие штуки никому не сходят с рук, Динни.

– Могло и сойти, – возразила девушка. Теперь, когда необходимость в побеге отпала, мысль о нём казалась девушке менее фантастической. – Тётя Эм! Какой красивый халат!

– Я одевалась. Блор выиграл четыре фунта. Динни, поцелуй меня. Дядю тоже. Ты так приятно целуешь – очень осязательно. Я завтра буду больна, если выпью шампанского.

– А разве вам нужно пить, тётя?

– Да. Динни, обещай, что поцелуешь этого молодого человека.

– Вы получаете комиссионные с каждого поцелуя, тётя Эм?

– Только не уверяй меня, что он не собирался вырвать Хьюберта из тюрьмы, и вообще. Пастор рассказывал, что он неожиданно прилетел домой, бородатый, взял спиртовой уровень и две книжки о Португалии. Так уж принято – все бегут в Португалию. Пастор очень обрадуется: он из-за этого уже похудел. Поэтому ты должна его поцеловать.

– В наши дни поцелуй не много стоит, тётя. Я чуть не поцеловала Бобби Феррара, только он это почувствовал и скрылся.

– Динни некогда целоваться, – объявил сэр Лоренс. – Она должна позировать моему миниатюристу. Динни, этот молодой человек завтра явится в Кондафорд.

– У твоегго дяди есть пункт помешательства, Динни: он коллекционирует леди. А их давно не осталось. Они вымерли. Мы все теперь только женщины.

Динни уехала в Кондафорд единственным вечерним поездом. За обедом её напоили, и она пребывала в сонном и блаженном состоянии, радуясь всему: и езде, и безлунной тьме, летящей мимо окон вагона. Её ликование находило себе выход в постоянных улыбках. Хьюберт свободен! Кондафорд спасён! Отец и мать снова обрели покой! Джин счастлива! Алену не грозит разжалование! Её спутники, – она ехала в третьем классе, – смотрели на неё с тем откровенным или скрытым удивлением, какое может вызвать в голове налогоплательщика такое невероятное количество улыбок. Она навеселе, придурковата или просто влюблена? Или то, и другое, и третье сразу? В свою очередь она смотрела на них со снисходительным сожалением: они-то не переполнены счастьем. Полтора часа пролетели незаметно, и девушка вышла на слабо освещённую платформу менее сонная, но ещё более радостная, чем в момент отъезда. Отправляя телеграмму, она забыла прибавить, что возвращается. Поэтому ей пришлось сдать вещи на хранение и пойти пешком. Она двинулась по шоссе: это удлиняло дорогу, но девушке хотелось побродить и вдоволь надышаться родным воздухом. Местность, как всегда ночью, выглядела необычно, и девушке казалось, что она идёт мимо домов, изгородей, деревьев, которых никогда до этого не видала. Шоссе вело через лес. Прошла машина, сверкая фарами, и в свете их Динни заметила, как чуть ли не под самыми колёсами дорогу перебежала ласка – странный маленький зверёк с изогнутой по-змеиному спиной. С минуту Динни постояла на мосту через узкую извилистую речку. Мосту много сотен лет, он такой же древний, как самые древние постройки Кондафорда, но ещё вполне прочный. Ворота поместья находились сразу же за мостом, и в дождливые годы, когда речка выходила из берегов, вода подбиралась по лугу к обсаженной кустами аллее, разбитой на месте былого рва. Динни миновала ворота и пошла по травянистой обочине дорожки, окаймлённой рододендронами. Она приблизилась к длинному, низкому, неосвещённому фасаду здания, – он только считался передним, а на самом деле был задним. Её не ждали, время уже подходило к полуночи, и девушке захотелось обойти и осмотреть дом, контуры которого, полускрытые деревьями и вьющимися растениями, казались в лунном свете расплывчатыми и жуткими. Она прокралась к лужайке мимо тисов, отбрасывавших короткие тени на расположенный выше сад, и остановилась, глубоко дыша и поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, словно боясь, что её взгляд не найдёт того, рядом с чем она выросла. Луна заливала призрачным сиянием окна и сверкающую листву магнолий, каждый камень старого здания дышал тайной. Как хорошо! Свет горел только в одном окне – в кабинете отца. Странно, что её родные легли так рано, когда в душе у них пенится радость. Динни тихонько поднялась на террасу и заглянула в окно: шторы были только приспущены. Генерал сидел за письменным столом перед грудой бумаг, зажав руки между коленями и опустив голову. Впалые виски, волосы, сильно поседевшие за последние месяцы,

Вы читаете В ожидании
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату