была назначена и рушилась теперь встреча с Асей.
– Вы больны, Олег Андреевич? – спросил Мика.
– Здоров, – сумрачно ответил он.
В дверь постучали.
– Вам повестку принесли, выйдите расписаться, – сказал голос Вячеслава.
«Ах, вот как! Недолго заставили ждать!» – хмуро усмехнулся он и, накинув на плечи старый китель, вышел в кухню. Никто из женского населения квартиры еще ни разу не видел его таким – небритым, в подтяжках… Он молча расписался и повернулся уходить, но тут увидел Катюшу, которая стояла около своего примуса, наблюдая его. Прищурившись, он смерил ее пристальным насмешливым взглядом. «Отомстила? Довольна?» – сказал этот взгляд.
Она покраснела и отвернулась.
– On ne perd pas du temps en notre troisieme bureau [57], – сказал он Нине, показывая повестку. – Получил приглашение на завтра!
После чая Олег подошел взять горячей воды для бритья. Нина удержала его руку:
– Не брейтесь ни сегодня, ни завтра… Этот ваш джентльменский вид…
– Думаете, лучше будет, если отрастет щетина?
– Ну, все-таки! Хоть одичалым, что ли, покажетесь…
На следующее утро она вернулась к той же теме:
– Олег, вы уходите прямо туда?
– Нет, сначала еду в порт. В гепеу к двум часам.
– Олег, этот ваш джентльменский облик, когда вы кланяетесь, когда берете папиросу… Это все слишком, слишком гвардейское! Это во сто раз убедительней Катюшиной болтовни.
– Ну, что поделать? Я ведь себя со стороны не вижу, Нина.
– А все-таки постарайтесь, хотя бы в отношении жестов. Вы хорошо помните, что надо говорить?
– Урок зазубрен раз и навсегда. Все дело в том, какими данными располагают «они». Я ведь не знаю, какой мне сюрприз преподнесут, быть может, имеется кто-то из прежних слуг или прежних солдат, с которым мне будет устроена очная ставка. Быть может, имеются сведения о ранениях или моя фотокарточка. Я ничего не знаю.
– Олег, я сегодня вернусь только вечером. Чтобы мне не изводиться от тревоги, позвоните мне в Капеллу, как только выберетесь оттуда. Скажите мне… ну, скажите что-нибудь!
– Слушаюсь, – он двинулся уходить, но она опять остановила:
– Олег, будьте начеку! Все время будьте начеку, умоляю!
На службе для того, чтобы уйти с половины дня, пришлось предъявить повестку. Моисей Гершелевич, всегда с ним очень приветливый, сказал только:
– Что там? Ага, так. В час можете уйти, – но лицо его как-то вытянулось, и во всех последующих разговорах с Олегом он был подчеркнуто официален, даже обращался к нему по фамилии, а не по имени и отчеству.
«Трус! Вот и выявилась вся твоя жидовская натура!» – подумал Олег и в свою очередь начал склонять по всем падежам: «товарищ Рабинович»…
Перед тем как войти в мрачное здание, он остановился взглянуть на залитую солнцем улицу, на весеннее небо… «Ну, да что там! При них мне все равно нет счастья! Они все равно душат мою жизнь!» – и вошел в двери.
Черных ангелов крылья остры,
Скоро будет последний суд
– Вот, явился по вызову, – сказал он, входя в указанный ему кабинет и протягивая повестку следователю, который сидел за столом. Тот зорко оглядел его.
– Садитесь.
Олег сел и, стараясь подражать манерам Вячеслава, угрюмо и равнодушно уставился на следователя, и стал трепать свои густые волосы. Полицейские приемы сказались тотчас: следователь сидел спиной к окну, а Олега посадил против света.
– Казаринов? Так. Расскажите кратко свою биографию, – и, откинувшись на спинку стула, следователь закурил.
– Да что же рассказывать? Обо мне уже все известно. Был в Белой армии, не скрываю. Я ведь из лагеря, там не один раз проверяли все сведения.
– Не скрываете? Очень хорошо, что не скрываете. А все-таки говорите!
Олег стал повторять заученный рассказ, но следователь очень скоро перебил его:
– Скажите, а каким образом вы, пролетарий по рождению, так хорошо владеете иностранными языками? Вот у нас есть сведения, что вы свободно говорите и по-французски, и по-английски.
– Ну, свободно не свободно, а говорю. Видите ли, я в детстве… – и он выложил версию, которая была ему невыгодна благодаря близости к аристократическим сферам и своему собственному имени, но она уже была вплетена в его рассказ другими людьми, и обойти которую теперь не было возможности.
– Мальчиком я постоянно слышал французскую и английскую речь, когда учили молодых господ, а я к языкам очень способен, меня постоянно в пример господским детям ставили, – закончил он.
– Допустим, что так, – сказал следователь, – но вот нас как раз очень интересует семья Дашковых. Расскажите все, что вы о них знаете.
– Да какие ж такие Дашковы? В живых ведь осталась одна только молодая княгиня, и та неурожденная – перед самой революцией княгиней стала.
Недобрые глаза пристально уставились на него.
– Из кого состояла семья Дашковых? – твердо отчеканил следователь.
Олег подавил невольный вздох.
– Ну, говорите же. Перечисляйте членов семьи.
– Сам князь, генерал, командир корпуса, Андрей Михайлович, – он остановился. Ему показалось, что какая-то рука сжала ему горло.
– Дальше.
– Княгиня, жена его, – он опять остановился.
– Имя княгини! Что же вы молчите? Не знаете, что ли?
– София Николаевна, – тихо сказал Олег.
– София Николаевна? Так… так. Запишем, София Николаевна…
– А вы зачем повторяете? – вырвалось у Олега с нетерпеливым жестом.
Ему показалось кощунственным, что имя это произносит язык, с которого так часто слетают угрозы и ругательства.
