Николай Викторович разделся до пояса. Играя своими бронзовыми мускулами, он нагибался, зачерпывал ладонью воду и растирал грудь и плечи. Я только чуть-чуть побрызгал себе на нос и на щеки.

– А вас, кажется, можно поздравить? – наконец догадался я сказать.

– Да, – ответил Николай Викторович.

Во всю ширь своей грудной клетки он вобрал воздух, выпрямился, расправил руки.

– Сколько же вам исполнилось лет?

Николай Викторович покраснел, как иногда краснеют девчонки нашего туристского отряда. Какой он счастливый! Я тоже скрываю свой возраст, но, увы, в другую сторону.

Я вспомнил просьбу девочек и предложил ему пройтись.

И мы медленно пошли вдоль берега. Песок и галька хрустели под нашими кедами. Туман поднимался. Река голубой дорогой уходила вдаль. Наш берег возвышался высоким глинистым обрывом…

Вдруг Николай Викторович покосился на меня, опять густо покраснел и признался, что до сих пор никак не мог урвать свободную минуту и рассказать о себе нечто очень важное. Оказывается, он уже три месяца как был женат на чудесной девушке. Она студентка. Учится на историческом факультете. И самое замечательное, если Ира (ее зовут Ирой) сумеет сдать досрочно последний экзамен, она присоединится к нам.

– Как хорошо! – с восторгом воскликнул я. – Девушка-историк превратится в изыскателя березовых книг!..

Сияющий Николай Викторович добавил, что осенью переезжает в новую квартиру.

– Еще лучше, поздравляю! – радостно ответил я.

– А сколько метров будет в вашей квартире? – неожиданно пискнул шедший сзади нас Ленечка.

Николай Викторович живо обернулся; он так был увлечен беседой, что совсем забыл о мальчике.

– А ты не вмешивайся в разговор взрослых и не подслушивай, – недовольно бросил он.

Ленечка заморгал глазами и отстал от нас. Но разговор уже расклеился, мы замолчали, поднялись на гору и подошли к нашему клубу.

Под двумя березами ребята накрыли праздничный стол. Собственно, слова «накрыли» и «стол» не совсем точно передавали увиденное нами зрелище.

Как в сказке о трех медведях, у каждого из нас миска и кружка были разного цвета и разного объема. Николай Викторович вместо миски имел небольшой тазик и темно-коричневую литровую кружку, Галя – обливной глиняный горшочек, Ленечка – маленькую кружку цвета сметаны с изображением котяток, играющих в мяч. На Васиной миске зияла вмятина от удара лопаты. Моя миска и моя кружка были неопределенного рыжего цвета, и я никак не мог их запомнить. Сейчас все эти посудины выстроились на траве в виде аккуратного прямоугольника. Место, огороженное мисками, как раз и являлось нашим праздничным столом с зеленой скатертью. У каждого прибора лежало по горсти печенья, кучка разноцветного драже и соевая конфетка. У прибора Николая Викторовича я заметил букет полевых цветов и газетный фунтик с земляникой. Где и когда успели набрать ребята землянику, мне было непонятно.

Празднество началось с выступления Ларисы Примерной. Она сказала:

– Дорогой и уважаемый наш старший пионервожатый, в знак глубочайшей любви…

Но тут Ленечка неожиданно перебежал через стол, торжественность момента оборвалась. Лариса негодующе блеснула очками, кашлянула и скороговоркой добавила:

– Одним словом, вот вам от всех нас подарок.

На полотенце она преподнесла своему пионервожатому складной походный столовый прибор – соединенные вместе ножик, ложку и вилку. На зеленой пластмассовой рукоятке была выгравирована изящная надпись: «Дорогому Николаю Викторовичу в день его рождения от пионеров».

Николай Викторович встал, поднял вместо бокала вина свою вместительную кружку чая.

– Должен сказать, я тронут, даже очень тронут. Никак не ожидал…

Оказывается, Миша, Вова и Вася на рассвете переплыли на лодке с деревенскими ребятишками через Нерль и принесли с того берега три кружки ягод. А столовый прибор и все сладости ребята потихоньку от взрослых запрятали в свои рюкзаки еще в Москве.

Галя, сидевшая рядом со мной, обернулась ко мне:

– Я вашу миску после завтрака вымою. А вы пустите меня в следующий раз в лес за ягодами? – заискивающе улыбнулась она.

– По утренней росе? Ни в коем случае!

Галя покорно наклонила голову и отошла от меня. Миша приложил кулак ко рту и протрубил. Праздник окончился. Все вскочили, стали собираться в дорогу.

К вечеру мы должны попасть в древний город Суздаль.

Остались последние километры до Суздаля. Солнце уже клонилось к закату. Боковые долины и овраги прорезали коренной берег невидимой Нерли. Из лощин выглядывали деревни в садах. Наша дорога шла картофельным полем и постепенно поднималась в гору.

И вдруг я заметил: впереди из-за картошки начали выглядывать там и сям какие-то гигантские островерхие елки. Откуда тут, в Ополье, очутились елки? Но против солнца было так трудно глядеть. Я остановился, приставил щиток-ладонь к бровям… Вот это что такое!..

За полем, и правее и левее, вырисовывались вовсе не елки, а макушки множества колоколен.

Мы пошли быстрее, и по мере нашего приближения все вырастали из-за горы новые острия.

Как мешают солнечные лучи! Одни колокольни были повыше, другие поприземистее, то желтоватые, то серые, то ослепительно белые, а рядом самые церкви в одну, в пять луковиц.

Справа показался целый городок розовых стен и башен, еще правее – другой городок, совсем белый.

Еще во Владимире мы узнали, что ночевать в Суздале будем в Доме пионеров. Долго блуждали мы по переулкам, наконец отыскали белое трехэтажное здание. Двери его были заперты, молчаливые окна неприветливо темнели… И никого, ни души…

А между тем уже зашло солнце. Ребята сбросили рюкзаки и сели на них. Конечно, все страшно устали, хотели есть.

– Командир отряда, отдавай распоряжения, – повернулся Николай Викторович к Грише, который в это время оживленно шептался с Танечкой.

– Сейчас, сейчас, моментом. – Гриша вскочил, повел плечами туда-сюда, бойко посмотрел на Танечку, поправил свой чубчик и вдруг сразу поник и жалостно скосил глаза на Николая Викторовича.

– Ну что же, командир отряда, думай, думай, как ночевать устроиться. – Николай Викторович, прищурясь, продолжал насмешничать над Гришей. – Может быть, лучше вместе будем думать?

Гришу выручил кругленький, надутый мальчик лет десяти, который неожиданно вылез из лопухов овражка.

– Моя мамка в Доме пионеров главная начальница и старшая уборщица. Она гуляет на свадьбе, ночью придет, – важно объявил мальчик.

– Этого еще недоставало! Мы устали, а она на свадьбе! – неожиданно загремел и закипятился Николай Викторович. – Сейчас же веди меня на гулянье. Я ее вытащу, твою мамку, вместе с ключами.

– Ключи у меня. Я могу пустить туристов, – еще более важно произнес малыш. – Только в Доме пионеров на полу придется спать, а в интернате – на кроватях с матрацами и подушками.

Это сообщение мы выслушали с величайшим интересом.

– Где интернат? – быстро спросил Николай Викторович.

– Тут! – Мальчик гордо показал на второй этаж Дома пионеров.

– А интернатская хозяйка где?

– Там! – Малыш также гордо ткнул пальчиком на домик за огородом. И вдруг лицо его сразу приняло испуганное выражение. – Только, дяденька, не сказывай, что это я послал тебя.

Николай Викторович в два прыжка очутился у двери домика, скрылся внутри и через минуту вновь вышел, предупредительно уступая дорогу пожилой женщине с накрашенными, завитыми локонами и заплаканным красным носом.

– Интернат, конечно, не обязан, но раз вы очень устали, я считаю своей обязанностью… – тянула