Конни думала, что сойдет с ума. Стены ее комнаты сомкнулись вокруг нее; выцветшие розы с обоев вползали в ее сны, давя своими шипами. Она была взаперти всю неделю, выходить ей разрешалось только в ванную комнату. Годива запретила Хью даже приближаться к ней, будто к зачумленной, и сама приходила, только чтобы выдать ей задания и еду, а потом забрать выполненную работу и грязную посуду.

«Может, она и в самом деле верит, что я заразна, — думала Конни, глядя в потолок. — Может, она думает, что снова заболеет: проснется и услышит, что с ней разговаривают деревья, как в прежние времена».

Как ни ненавидела Конни свою двоюродную бабушку за такое обращение, она не могла не удивляться, глядя на нее. Как Годива могла отрицать то, что видела собственными глазами и тем более чувствовала собственным сердцем? Она безжалостно обрубила побеги своей истинной сущности, чтобы превратить ее даже не в карликовое дерево, а в высохшую палку. Но от своего дара она убежать не смогла — то, как тщательно она избегала любого дерева, это доказывало. Она до сих пор слышала пение деревьев, как слышала это и Конни, вот почему она ненавидела их, вот почему она не выносила Конни. Но знала ли она, что в основе хваленого фамильного герба лежит знак Универсала? Конни полагала, что нет, иначе она искоренила бы его и в доме тоже.

Проводя часы в одиночном заключении, Конни имела достаточно времени, чтобы пофантазировать, чем занимаются в школе Кол, Аннина и Джейн. Она сопоставляла свое расписание с их, представляя себе, как они болтают в школьном автобусе, на переменке гоняют мяч по спортплощадке, вместе делают уроки на кухне у Нуруддинов. Она надеялась, что Кол понял, почему она не появилась в субботу, но ей все-таки было странно, что он даже не попытался зайти или послать ей весточку через Аннину.

Снова наступила суббота. Конни не знала, заставит ли ее Годива работать, как в течение всей недели: в конечном итоге она решила, что да. Последние несколько дней Конни провела, даже не разговаривая с ней, за исключением самого минимального набора слов, без которых нельзя было обойтись: «да», «нет» и «спасибо». Ее сердце жгло от сознания несправедливости своего заключения, но обратиться за помощью ей, похоже, было не к кому.

Но в эту субботу ей было позволено завтракать вместе с Хью и Годивой на кухне. «Выпустили под честное слово за хорошее поведение», — решила она.

— Уже лучше себя чувствуешь, Конни? — обеспокоенно спросил Хью.

— Я не была больна, дядюшка Хью.

— Ну, хорошо, хорошо. — Он потрепал ее по руке, видимо, предпочтя не спорить.

У ворот зазвонил колокольчик. Годива поднялась и выглянула в окно.

— Это твои друзья, — бросила она Конни через плечо. — Ты их приглашала?

— Нет… А кто это?

— Девчонки.

— О, ты имеешь в виду тех милых девочек — они вполне заслуживают доверия, — встрял Хью. — Пойти посмотреть, чего они хотят?

— Хотят видеть ее, разумеется. — Годива взглянула на опущенную голову внучатой племянницы. Конни больше не осмеливалась выказывать ни энтузиазма, ни радости по какому-либо поводу, чтобы ее не лишили и этого.

— А им можно? — спросил Хью. — Я имею в виду видеть ее?

— Думаю, урок пошел ей на пользу. Не так ли, Конни?

— Да, тетушка. — Но про себя добавила: «Как же, тетушка! Просто вагон и маленькая тележка пользы, тетушка!» Она дошла уже до того, что сказала бы что угодно, лишь бы увидеться с кем-нибудь, кроме Годивы. Она обрадовалась бы даже беседе с мистером Коддрингтоном, если бы об этом пошла речь. «Должно быть, я уже начинаю впадать в отчаяние», — горестно подумала она.

— Отлично! Я пойду и приведу их, — обрадовался Хью. Он испытывал жалость к внучатой племяннице.

Через несколько минут Аннина и Джейн стояли на кухне, пытаясь уговорить Годиву позволить им взять Конни на утреннюю прогулку. Их просьбам вторил Хью.

— Я починил для нее твой старый велосипед, — сказал он. — Не можешь же ты держать такое юное создание, как она, все время взаперти: ей иногда нужно пробежаться. Это не даст ей зациклиться на других вещах.

Этот довод оказался наиболее убедительным.

— В таком случае можешь пойти. Но тебе нельзя в Гескомб, Конни, и вообще туда, где бывает Эвелина и ее друзья, ты поняла? — сказала Годива.

Конни чуть не бросилась на шею Аннине и Джейн: они явились, как рыцари в сверкающих доспехах, чтобы вызволить ее.

— Да, тетушка, — ответила она, стараясь контролировать выражение своего лица. Ей хотелось плясать от радости.

— И чтобы к часу была дома.

— Да, тетушка.

— Ну, и чего же ты тогда ждешь?

«Дальнейших приказаний», — чуть не сказала Конни, но решила не испытывать свою удачу.

Было так чудесно вырваться на свежий воздух. Три подруги поначалу ничего не говорили, по молчаливому соглашению желая отойти подальше от особняка Лайонхартов на тот случай, если Годива передумает. Конни просто наслаждалась тем, что изо всех сил крутит педали за согнутой спиной Джейн, чувствуя, как ветер развевает ее волосы. Через десять минут они выехали на окраины Чартмута, недалеко от нефтеперерабатывающего завода. Место было не слишком живописное. Конни удивилась, зачем это Аннина привела их сюда.

— Отдохнем? — предложила Аннина, лицо ее раскраснелось от быстрой езды.

— Хорошо. Но куда мы едем? Я не могу ехать в Гескомб, я же пообещала.

Конни взглянула на крутой холм, отделяющий Гескомб от Чартмута, недалеко от завода. Он сильно изменился с тех пор, как она видела его в последний раз: на одном склоне свежим шрамом лежали вывороченная земля и бетон, поскольку строительство новой дороги шло полным ходом. На другом склоне земля была пока еще не тронута. На вершине холма качались на горизонте первые деревья Мэллинского леса. Полицейские машины были припаркованы на придорожной стоянке рядом с вершиной, и несколько офицеров останавливали проезжавшие автомобили — как правило старые и помятые.

— Что они делают? — спросила она.

— Ищут протестующих: здесь уже возникли кое-какие проблемы, — пояснила Джейн. — На прошлой неделе полиция пыталась перенести лагерь, но те и с места не двинулись, так что теперь они пытаются не пустить туда новых желающих. Здесь становится жарковато, а ведь фестиваль уже через неделю. Сюда приедет столько людей… Говорят, что полиция не сможет с ними справиться.

— Мистер Квик с нефтяного завода сказал, что следует привлечь войска и снести лагерь. Я сама видела, как он объявил это по телевидению, — фыркнула Аннина. — На самом деле, Конни, туда-то мы и направляемся.

— Куда?

— Вверх, к лесу. Видишь ли, у нас неприятности.

— Какие неприятности?

У Конни возникло нехорошее предчувствие, что происходит что-то серьезное. Аннина села на бетонный блок, лежащий у дороги.